И пожалуй, ключевая фраза в ответе Музыченко, которая может служить подлинной формулой патриотизма: «Правительство может совершать ошибки и даже преступления, режим может быть далек от совершенства, но каждый человек любит родину и всегда будет готов рисковать своей жизнью, несмотря на обиды».
Старший лейтенант Пауле, который вел допрос, в конце вывел резюме, где в отношении генерала Музыченко говорилось следующее: «Беспощадный в решениях, генерал представляет тип прошедшего кровавую школу большевика, сурового солдата… Он глубоко укоренен в большевистской идее и только, как сам говорил, 1939 год поколебал его веру. Судьбу своей армии и свой плен переносит тяжело и считает, что жизнь пропала, независимо от того, что ему предстоит. Он верит в непобедимость России…» Что касается 1939-го года, то речь шла о «чистке» в армии, когда, по словам Музыченко, сказанным на допросе, небольшая кучка людей захватила власть в стране. «НКВД — страшный орган, который мог любого из нас уничтожить в один момент», — такие слова Музыченко значатся в протоколе допроса…
Иван Музыченко провел в плену всю войну, в конце апреля 1945-го освобожден американцами и передан советской военной миссии в Париже. Затем прошел проверку в НКВД, восстановлен в кадрах Советской армии, направлен на учебу на Высшие академические курсы при Военной академии Генштаба. Один из немногих советских военачальников, кому повезло, пройдя плен, не получить за это наказание на Родине.
К Павлу Понеделину и Николаю Кириллову, которые выдержали все муки плена, не были сломлены, судьба оказалась не столь благосклонна. Поначалу заочный приговор в их отношении отменили, дело вернули на доследование. Однако в самом конце 1945 года они вновь арестованы и заключены в Лефортовскую тюрьму, пять лет находились под следствием. Они до последнего надеялись, что к ним отнесутся по справедливости. Но сложилось иначе, против них, всеми правдами и неправдами (последнее более точно!), собрали три тома обвинений. Некоторые сослуживцы, которым, очевидно, пообещали за это жизнь, оговорили, оклеветали их…
«Журналистская удача, — отмечает Петр Лаврук, — подарила мне знакомство с генерал-майором Антюфеевым Иваном Михайловичем, командиром 327-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии. Он, как и Понеделин, и Кириллов, тоже находился в плену в тюрьме Вюльцбург, затем был репатриирован в Париж. Вернулись вместе на Родину».
Иван Антюфеев вспоминал о Понеделине: «Павел Григорьевич как никто другой переживал трагедию плена. Как никак, а из всех нас тридцати генералов, которые вернулись из этого ада, он и его подчиненный генерал Кириллов уже были заочно осуждены к расстрелу. И они, и мы не знали, как нас встретят на Родине, как оценят наше поведение в застенках противника. Бывало, он сам себя успокаивал: „Не наша вина, что мы оказались пленниками. Главное, мы не изменили Родине. Наоборот, доказали своим поведением, что мы невинны и Отечеству не изменили…“».
Петр Лаврук приводит фрагменты допросов Павла Понеделина в Министерстве госбезопасности СССР. Не всегда можно понять, что действительно говорил военачальник, а что от него просто требовали подписать. Но одно место обращает на себя внимание. На вопрос: «В чем вы признаете себя виновным?», Понеделин четко отвечает: «Виноват я только в том, что сдался в плен врагу».
На другом допросе на категоричное требование рассказать о том, как он намеревался капитулировать перед противником, Понеделин ответил: «Такого намерения я не имел. Я командовал войсками до последнего момента и лично участвовал в последней попытке прорваться из полного окружения. Мысли о капитуляции у меня никогда не возникало… Утверждаю, что в беседе с Власовым его работу на немцев я назвал изменой советскому народу и заявил ему, что на этот путь я никогда не стану», — подчеркнул Понеделин.
25 августа 1950 года Понеделин и Кириллов осуждены к расстрелу за измену Родине. Причем Понеделину, кроме сдачи в плен, вменили и еще одну расстрельную статью: признали виновным в том, что во время пребывания в плену он вел дневник, в котором «возводил клевету на одного из руководителей партии и советского правительства, подвергал антисоветской критике политику советской власти и клеветал на боеспособность советских войск».
«…Я не был врагом народа и не способен им быть, — заявил Понеделин в своем последнем слове. — Прошу вас вернуть меня к обществу, дать мне возможность работать и радоваться вместе с этим обществом».