Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен…

Страшное дело – волчья доктрина и вера в нее. Только когда хорошо разберешься во всем этом и хорошо знаешь всех этих людей, видишь, во что неминуемо превращает людей доктрина, проповедующая насилие, революцию и уничтожение „классовых“ врагов».

А вот как Бажанов отзывался о Сталине: «Всегда спокоен, хорошо владеет собой. Скрытен и хитер чрезвычайно. Мстителен необыкновенно. Никогда ничего не прощает и не забывает – отомстит через двадцать лет. Найти в его характере какие-либо симпатичные черты очень трудно – мне не удалось».

По всем канонам, подобному перебежчику полагалась смерть. На Бажанова было совершено несколько покушений, но он всякий раз уходил от возмездия, а затем его, как ни удивительно, оставили в покое. «Видимо, он все-таки был мало интересен, поскольку никаких реальных секретов не раскрыл. Убивали сбежавших из СССР сотрудников ОГПУ—НКВД, да и то не всех», – отмечает Владлен Измозик.

Немало строк в своей книге Бажанов посвятил лично Сталину. Например, такие: «Постепенно о нем создались мифы и легенды. Например, о его необыкновенной воле, твердости и решительности. Это – миф. Сталин – человек чрезвычайно осторожный и нерешительный»

Во время Советско-финляндской войны 1939–1940 годов Борис Бажанов пытался организовать формирование из советских военнопленных, которое должно было принять участие в боевых действиях на стороне Финляндии – против Красной армии и назвал его Русской народной армией. Так и хочется сказать – предтеча армии генерала-предателя Власова. Но все гораздо сложнее, чем простая прямолинейная схема.

Во время Второй мировой, еще до нападения Германии на СССР, один из главных идеологов нацистов Альфред Розенберг пытался склонить Бажанова к сотрудничеству, но тот отказался.

«Вернувшись (из Германии. – С. Г.) в Париж, я делаю также доклад представителям русских организаций, – вспоминал Борис Бажанов. – Среди присутствующих есть информаторы гестапо. Один из них задает мне провокационный вопрос: „Так, по-вашему, нужно или не нужно сотрудничать с немцами?“ Я отвечаю, что не нужно – в этом сотрудничестве нет никакого смысла.

К чести немцев должен сказать, что до конца войны я буду спокойно жить в Париже, заниматься физикой и техникой, и немцы никогда меня не тронут пальцем. А в конце войны, перед занятием Парижа, мне приходится на время уехать в Бельгию, и коммунистические бандиты, которые придут меня убивать, меня дома не застанут».

После войны Бажанов прожил еще очень долгую жизнь. В 1977 году в Париже, в самый разгар холодной войны, вышло второе издание его книги. Оно было дополнено с учетом всех событий, произошедших с начала 1930-х годов. «Во время Второй мировой войны я отошел от политики и в течение следующих тридцати лет занимался наукой и техникой. Но мой опыт пребывания в центре коммунистической власти и вытекающее из него знание коммунизма позволило мне все следующие годы продолжать изучение коммунизма и его эволюции», – отмечал Бажанов.

Он даже пережил Леонида Ильича Брежнева, застал андроповскую «предперестройку». Умер Бажанов 30 декабря 1982 года в Париже… На волне перестройки к его мемуарам отнеслись как к вновь открывшейся правде. Сегодня к откровениям Бажанова историки относятся более взвешенно, даже осторожно, поскольку есть уже и другие источники, в том числе и немалое число документов того времени. Тем не менее как один из источников в ряду других мемуары Бажанова вполне востребованы и сегодня.

Власов от НКВД

«Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину», – заявил в интервью одной из японских газет перебежчик из Советского Союза – комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Люшков, начальник Управления НКВД Дальневосточного края. 13 июня 1938 года он перешел границу марионеточного государства Маньчжоу-го, созданного Японией на оккупированной территории Маньчжурии, и сдался японским властям.

В конторе, в которой служил Генрих Люшков, людей всегда делили на «своих» и «чужих» и предательство не прощали, а потому имя Люшкова стерли из истории НКВД. Причем настолько тщательно, что российским историкам, пытающимся восстановить детали биографии Люшкова, приходится обращаться к работам американского исследователя профессора Элвина Дэвида Кукса. Ему удалось не только познакомиться с документами японской и немецкой разведок, а также и собрать свидетельства людей, работавших с Люшковым после его побега.