В целом райцентр мне понравился. Коричневая церковь, белая мечеть, желтый торговый центр, новенький синий спорткомплекс. Неряшливые, из силикатного кирпича, пятиэтажки с забитыми всяким хламом балконами. Сикось-накось поставленные мазанки без заборов… Черно-белые мартовские пейзажи. Все бы ничего, но уж очень везде мусорно.
Люди приветливые, хоть и смешные. Так, всем им почему-то кажется невероятно крутым, что мы живем в большом городе. Нашли, чем восхищаться. И не объяснишь, что город, кажущийся им прекрасным, на самом деле — так себе. Что там ужасная экология и масса социально-культурных проблем. И что мы ждем с нетерпением, когда оттуда уедем.
А теперь вот караулим у автовокзала попутную машину до поселка. Нам пообещали, что уже скоро. Набежали тучи. Всем тоскливо, один Светик нашел, чем развлечься.
— А ну, быстро свой мусор подобрал, в урну положил! — командует мимо идущему сопливому пацаненку, беззаботно выпустившему «на волю ветров» пакет из-под чипсов. Тот вытирает нос рукавом, смотрит изумленно. Отбегает, оглядывается и очень внятно тараторит что-то длинное по-казахски. Сматывается побыстрее.
— Чего он? — с царственным видом кивает Света братцу.
— Матерится, — лаконично переводит толмач Борька.
— Ни фига ж себе, и в глушь мы заехали! — удивляется Светка. — Дети матерятся, и то по-казахски!
— Света, а мы и вообще в Казахстане, — напоминает мама.
— В курсе. Я — патриотка!
— А раз патриотка, так и понимай мат приютившего тебя народа. — Это не без ехидства говорю я.
— Никто меня не приючивал! — с вызовом отвечает Светка. — Я сама кого хочешь… приючу!
— Света, ты поосторожнее руководи здешними, обидятся, — советует мама. — Я за тебя перед твоим папой отвечаю.
— Но ведь надо же их, Соня Игоревна, в чувство приводить! Кошмар, чего развели здесь. Помойка, не райцентр. За державу обидно.
Глава 19
Это была самая опасная дорога в моей жизни. Жестко, холодно, страшно. Нас всех трясло так, что, казалось, еще немного — и дух вон. Не только Боре, но даже Светке потребовался «пакетик» — и не единожды. Я и мама держались чудом. Ехали мы в каком-то, крытом брезентом грузовике, упираясь ногами в борта и скамейки. Грузовик то и дело чудовищно кренился, а впереди сквозь неумолчный рев «К-700» пробивалась блатная музыка. Отвратно пахло удобрениями. Не было никакой уверенности, что нас вообще довезут, а не ограбят и после не зароют где-нибудь в чистом поле.
Иногда мы застревали, и тогда машина натужно ворчала — так, будто в ней вот-вот что-то взорвется или лопнет.
Ну, в общем, летать самолетами тоже есть какой-то смысл, если подумать…
Весь этот кошмар тянулся часа три, не меньше. Однако все кончается, завершился и он. Гудение «Касимсота» стало отдаляться, и наша машина поехала ровнее, свернула раз, другой, остановилась. Прибыли.
Если карабкаться в кузов машины было еще полбеды, то спускаться оказалось бедой. Светке с Борюсиком ничего, они тренированные. А я очень высоты боюсь. Прыгать с бортика так страшно, что я решила слезть потихоньку как-нибудь боком, по колесам, цепляясь за выступы. Испачкаюсь, конечно, но хоть конечности не переломаю. Полезла и… застряла. Одна нога за борт зацепилась, вторая беспомощно в воздухе дергается. Хорошо, что темно хотя бы, не так позорно.
Хватаюсь судорожно руками за маму, она за борт перевесилась, держит из последних сил. Тут водитель решил вмешаться. Кое-как спустили меня на землю. Смотрю: а ведь невысоко совсем. И чего я боялась?
— Мама, прыгай!
Мама тоже не великий спортсмен. Но, глядя, как меня этот водитель облапил, пока снимал, разозлилась, стала его стыдить.
Он заюлил:
— Да ты что, сестра, ты что!
И быстро в кабину спрятался.
Мама испугалась, что он уже сейчас поедет, и неловко шагнула с борта вниз.
С этого момента и началось наше веселое времяпрепровождение. А если коротко, то кранты, вешалки и полный капец.
Спрыгнув, мама повалилась на колени и припала лицом к дороге.
Ну, думаю, это перебор — родную землю целовать. Стыдно за маму. Ну, молчу, стою, с ноги на ногу переминаюсь.
Мама тем временем стала нудно так, не своим голосом, приговаривать:
— Вы только не бойтесь, не бойтесь, не бойтесь…
Машина уехала.
Светка удивляется:
— А чего бояться? Приехали же.
А мама зло так закричала:
— Света, Боря — быстро искать гостиницу. Таня — будешь здесь.
Я кинулась к маме:
— Что с тобой? Ты ногу сломала?
— Поясница.
У мамы лицо странно блестит, все в капельках пота. Она дышит мелко-мелко, быстро-быстро.
— Соня Игоревна, не поняла-а, — капризно тянет, подходя, Света.
Рычу:
— Блин, чего ты не поняла, дура — иди гостиницу ищи, видишь — маме плохо.
Да уж, после этого проблем в общении со Светой прибавится. Но на вежливость меня сейчас не хватает.
Света, оторопев, послушалась. Свистнула перепуганного Борьку, и они исчезли в темноте. Залаяла собака. Где-то, судя по голосам, пьяно ругались супруги.
— Мамочка, мама, ты посиди тут вот, потерпи, мы врача найдем! — делаю из наших вещей подобие стула, усаживаю ее.
— Зачем я вас в это втравила-а-а.