Надо ехать обратно. Дверь заперта. Балкон. Ну почему я плакать совсем не могу?
Боря тихонько треплется по мобильному с другом:
— Представляешь, Ба за нами вертолет прислала. Прикинь, круто, да? Это ее знакомые чиновники с комиссией летали и специально к нам в поселок завернули. Круто, да?
— Боря, заткнись, пожалуйста!
Какой здесь этаж? Приподнимаюсь, выглядываю в окно. Восьмой, не меньше. А если перелезть к соседям? Вдруг там номер открыт? Или людям покричать, чтобы выпустили?
Выползаю на балкон. И справа, и слева — глухая стена. Сумерки, тоска, огни аэропорта. Вой самолета. И, сквозь него, неожиданно, ветром доносит откуда-то нежное и высокое: «А-а-аvе, Maria!»
Возвращаюсь. Хромаю мимо Борьки к бару-холодильнику. В дверце спиртное. Бутылка водки, две банки пива, еще что-то. Может, напиться? Беру красивую запотевшую поллитровку, верчу в руке. Читаю о том, что «этот напиток гордых правителей еще Великий Чингисхан…» Вранье снаружи, вранье будет и внутри.
Так люди и пропадают. Не дождетесь! Мне надо себя сохранить. Есть для кого.
Ловушка холодильника закрылась с мягким всхлипом. Бутылка караулит следующую жертву. Нет, так не пойдет. Иду и выливаю всю эту отраву в унитаз. Буль-буль-буль. Вроде, полегчало от водки — я наконец-то смогла заплакать.
Утром мама вернулась с другим лицом. Это было лицо с портрета, который сделала в аэропорту та девушка, Светина одноклассница. Мама была тиха, молчалива. Обняла нас с Борисом, перекрестила, вздохнула глубоко: «Привет вам от бабушки». Я старалась не встречаться с ней глазами и тоже ничего не говорила. Мама подобрала джинсы, валявшиеся у кровати, и пошла застирывать кровавое пятно на коленке. Потом долго-долго сушила штаны утюгом.
В самолете места нам достались в разных рядах, так что разговаривать не было необходимости. Мы обычно взлетели, обычно приземлились.
Дорогой я думала, вспоминала и опять плакала. И поняла, что если не найду Брадана, то ничего лучше того, что было, со мной уже не случится. Еще я летела и представляла себе его путь там, далеко внизу, иногда по бездорожью, и под колесами только песок, гравий, грязь. Когда облака рассеивались и становилось видно землю, я искала и находила его там, в десятке километров ниже, упрямой точкой продвигающегося вперед. Он всегда был рядом. Но его не было.
Я возвратилась — а город стал чужим. И квартира уже не та, что была. Света открыла нам дверь черная: ей полчаса назад сообщили, что пациент Емцов скончался.
Это было очень грустное время. Вернулся папа. Всей семьей мы помогали хоронить Светиного отца, устраивали поминки. Тетя Ира так и не показалась. Зато прибыла из далекой деревни с Ванечкой, Светкиным братцем, мама тети Иры, крепкая и очень упрямая старуха. Она настояла, чтобы «пОминки справили по-людски», и платочки пришедшим попрощаться совала, и пела гнусаво-заунывно «на кого ж ты нас покинул…, ушел за родненькими мамкой с папкой…», но у Светки даже не было сил с ней сражаться. Она вцепилась в несмышленыша Ваню и никуда не хотела его от себя отпускать. Послушно носила лапшу и борщ гостям. Будто так и надо, появился Виктор — помните моего братюню с раздвоенным языком? Теперь он помогал, утешал и всегда оказывался под рукой в нужный момент. Уральская бабка, переждав выходные, рванула «по инстанциям», и выяснилось, что заложенную-перезаложенную квартиру, в принципе, можно сохранить.
В день похорон я впервые побывала в квартире Емцовых. Размах, простор, уровень дизайна и комфорта потрясали. Как и тело покойника в гробу на столе. Светин папа выглядел очень молодо. Я не боюсь мертвых. Но, когда долго смотришь на умершего человека, становится досадно, зло берет: ну, пошевелись же! А он, будто дразнит, лежит. Но он не дразнит. Он умер.
Где только могла в Инете, кинула объявления: «Если кто-нибудь что-то знает о Брадане, мотоциклисте из Ирландии, совершающем кругосветное путешествие и в настоящий момент находящемся на территории Казахстана, пожалуйста, напишите мне! И передайте ему, что я его люблю и буду ждать!»
Без Брадана все потеряло свой смысл, опустело. Социальные сети раньше развлекали, теперь бесят. Только замаячит какая-нибудь надежда, и тут же — крах. В школе мне очень сочувствовали, даже придурок Данил. Внезапно Лёша написал… признался в любви. Смешной такой. Даже «бывшая лучшая» Юляшка вышла на связь, узрев мой пламенный призыв «ВКонтакте». Ну, сперва похвасталась, что у них с Антоном, моим бывшим парнем, всё хорошо. И на здоровье! А что: двое бывших вместе. Два сапога пара.
— Ну, чмаффки! Да, а это не твоего «Тойота» на перевале сбила? А то «Авторадио» есть же, там передали. Мы с Антоном лежим такие у меня, думаем, может, это твой? Там есть же…ну, мотоциклист был, иностранец, кажется.
— Насмерть?
— Вроде бы. Я так не помню примерно…
— Во сколько передавали, когда?
— Ну, ночером, часиков в пять утра…
Господи Боже, только не это! Или мало я молилась за Брадана?
На «Авторадио» не пробиться.
— Кого поздравляем?
— Извините, мне «Новости». Кто разбился утром? Иностранец, мотоциклист? Где он?
— Девушка, мы в прямом эфире!