Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью

Да, я знала, потому что Вим заезжал сообщить мне об этом. Он был в бешенстве: Яап устроил форменный финансовый бардак.

– Он воровал, урод, поэтому на выход. Он полностью угробил бизнес, все, что его волновало, – это кому бы еще присунуть. Козлина гребаный!

Из-за яаповских дел я получила взбучку. Я постоянно просила его вести себя разумно, но ему было плевать, и он продолжал в своем духе. Поэтому мне было понятно, что конец не за горами.

– Да, я в курсе, – сказала я Яапу.

– А это значит, что я больше не смогу давать тебе деньги, – заявил он сухо.

– То есть?

– То есть ровно то, что я только что сказал. Я больше не смогу давать тебе деньги, потому что скоро лишусь источника дохода.

– И на что же мы с Мильюшкой должны будем жить? Ты же знаешь, что я не зарабатываю достаточно, чтобы сводить концы с концами. Я даже не могу оплачивать аренду здесь.

Я запаниковала.

– Это твои проблемы. И, кстати, мне пора, – сказал Яап, стоя в коридоре. Он явно торопился уйти от своих обязательств. Уже в дверях он неожиданно спохватился: – А, тут тебе еще почта пришла. – Он вынул из куртки какой-то конверт и кинул его на половичок.

– Какая еще почта? – удивилась я, но он уже спускался по лестнице.

Я подняла конверт и вскрыла его. Это было напоминание о платеже по кредиту на сумму семнадцать тысяч евро. Мы прожили эти деньги как семья, а теперь это внезапно стало «почтой для меня», поскольку кредит брался на мое имя.

Я была не только без гроша, но еще и по уши в долгах. Я побежала за Яапом.

– Погоди-ка, – крикнула я. – Яап, ты что, серьезно собираешься бросить нас без копейки денег?

– Да, именно, – сказал он без тени смущения. – И не вздумай подать на алименты – я скажу в суде, что ты кокаином приторговываешь. Ты можешь попробовать отрицать это, но мы-то с тобой прекрасно знаем, что дело не в правде, а в том, что люди думают. Ты что, действительно считаешь, что они поверят одному из Холледеров? У тебя еще и ребенка отнимут. – Он торжествующе посмотрел мне в глаза.

Он загнал меня в угол, воспользовавшись моими материнскими чувствами и общественным мнением о моей семье. Я точно знала, что никто мне не поверит. Нас списали в утиль уже много лет назад.

Я не стала подавать на алименты. Я не могла так рисковать.

Часть II. Удар исподтишка. 2012–2013

На свободе (2012)

В пятницу 27 января 2012 года я подобрала Вима на перехватывающей парковке у съезда на Арнем. Это место мы согласовали еще до его освобождения из тюрьмы. Кроме привезшего Вима адвоката Стина Франкена, никто об этом не знал. Стин убедил районную прокуратуру, что Виму не стоит проводить последнюю ночь в заключении в тюрьме Де Схие во избежание наскоков толпы репортеров или чего-то похуже. Он сумел быстро обо всем договориться, подчеркивая, что Вим – медийный персонаж, и нужно обеспечить его безопасность.

Я устроила «чистую» машину, чтобы быть в полной уверенности, что нам не поставили жучок или радиомаяк и что за нами не следят ни Департамент юстиции, ни бандиты. Меры предосторожности должны были соблюдаться по максимуму.

Когда они подъехали, я уже с час как на месте. Вим выходит из машины и идет ко мне, полный сил, сияя от счастья, как ребенок.

– Привет, моя милая сестра, – возбужденно кричит он.

Мы прощаемся со Стином, и я говорю:

– Садись.

– Машина чистая? – спрашивает он.

– Разумеется.

Мы едем в место, куда я его устроила. Это курортный отель с шале примерно в пятидесяти милях от Амстердама. Бронировала я на девичью фамилию матери, потому что при упоминании моего имени любые надежды на анонимность рухнут. Я выбрала самое шикарное шале, чтобы Вим мог наслаждаться роскошью после всех этих лет. И я оставлю ему машину, чтобы он мог передвигаться.

По дороге к шале мы проезжаем «Макдоналдс», и я останавливаюсь, чтобы порадовать его бургером.

– Ох, как это здорово, Асси, мне этого так не хватало.

* * *

В 2006 году у моего брата, находившегося в заключении, обнаружилась серьезная сердечная патология. Он был на грани смерти, но все же выжил, поскольку, как говаривала мама, «сорная трава на корню крепка». Я вообще была удивлена, что у него есть сердце – мы этого как-то не замечали раньше.

По его словам, врачи давали ему не больше двух лет жизни. В действительности Вим полностью восстановился и мог прожить лет до ста. Но роль инфарктника он старательно исполнял до самого последнего дня заключения. Он соблюдал строжайшую диету и отказывал себе во всем – не ел соленого, а потребление жидкости ограничил шестью банками диетической колы.

Он играл настолько убедительно, что вполне заслуживал «Оскара».

Через час после выхода на свободу с диетой было покончено. Теперь она больше не нужна – ведь никаких привилегий, как в тюрьме, она не давала.