Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

ЛВ: Хочет, чтобы они умерли, чтобы не стало их… Ну, наверное, чтобы не выступили против него в суде.

Так я и знала, мои догадки подтверждаются! Вим тянет время. Он готов рискнуть и нанять чужаков, которые заставят нас замолчать прежде, чем мы подтвердим в суде свои показания и опровергнем его собственные.

Все это для нас с Соней не сюрприз, мы такого ожидали. Но все равно задело нас сильно. Особенно его наглость, ведь он пытается организовать убийства, находясь в тюрьме с самым строгим режимом изоляции в стране. И что же нас ждет, когда его переведут на общий режим?

<p>День Матери (2016)</p>

Ранним утром меня разбудил звонок Мильюшки.

— Сегодня день для родных и близких, мама. Сегодня День Матери.

— Спасибо, милая. Давай погуляем? Прямо сейчас — утро, погода хорошая.

— Чудесно. Я уже еду, — сказала Мил и через пятнадцать минут была у меня.

— Дойти до леса — десять минут, там очень хорошо гулять.

Было похоже, что днем будет очень жарко, но ранним утром еще довольно прохладно. Мы шли вдоль роскошного луга, на траве еще блестела роса.

— Изумительно, правда? — громко порадовалась я. — Как хорошо жить.

— Это ты так шутишь? — спросила Мильюшка.

— Нет, вовсе нет, я серьезно. Просто мы с тобой так хорошо здесь гуляем. Не считая всего этого дурдома с Вимом, у нас же все хорошо, правда? Нам всегда хорошо всем вместе. У меня нет причин для недовольства.

— Все равно все очень непросто. Я вот не могу отделаться от мысли, что в один прекрасный момент мне надо будет тебя по косточкам собирать, — сказала Мильюшка, и я рассмеялась в ответ на ее неожиданно забавно прозвучавшую реплику. Похоже, она так и воспринимает мое нынешнее положение.

— Да, тебе смешно, а меня это действительно очень напрягает. Последние два месяца я из-за этого сама не своя, — сказала она очень серьезно. — Ты не жалеешь о том, как поступила?

— Нет, я не жалею. Но я должна извиниться за то, что сделала с тобой. Ужасно, что тебе приходится жить с постоянной мыслью о смерти, и страшно думать, как ты будешь без меня. Совсем одна. Что я не смогу тебя поддержать, помочь с детишками, что ты не сможешь со мной просто поболтать или спросить у меня совета. Да, вот такие мысли… Был бы у тебя отец, было бы по-другому. Ты, наверное, не общаешься с ним из-за меня. Ты решила принять мою сторону и, чтобы меня не огорчать, отказалась с ним контактировать. Я никогда не хотела вовлекать тебя в наши конфликты, всегда старалась разделить свои неприятности и твое общение с отцом. Но, наверное, у меня не получилось, я невольно перегрузила тебя своими проблемами, а в результате ты отступилась от отца.

— Мамуль, я тебя очень хорошо понимаю. Конечно, я видела, как ты опечалена. Но я замечала, что ты хотела, чтобы у нас с ним были хорошие отношения. Ты никогда не удерживала меня от контактов с ним, наоборот, заставляла видеться, даже когда мне этого не хотелось. Но в какой-то момент я просто поняла, что это мне больше не нужно.

— Но ведь сколько тебе тогда было? Двенадцать? Не уверена, что в этом возрасте можно принимать столь серьезные решения. Может быть, по прошествии времени ты сможешь взглянуть на это иначе.

— Мамуль, ты это уже говорила, когда мне стукнуло восемнадцать, и еще раз, когда я забеременела. Ты тогда тоже думала, что наше общение не заладилось из-за твоих проблем и что, может быть, сейчас удачный момент, чтобы возобновить мои контакты с Яапом. Помнишь, как ты меня в его галерею водила, когда мне было восемнадцать? Когда ты пыталась заставить нас завести разговор? Типа, мы теперь должны общаться между собой, как два взрослых человека? Без толку, потому это было не нужно ни мне, ни ему.

— Мил, но это же давно было, может быть, сейчас ты по-другому посмотришь на вещи!

— Мне эти контакты ни к чему. Не хочу к этому возвращаться. Помнишь, как я ездила в этот летний яхтенный лагерь, перед началом старших классов? Ты звонила мне ежедневно, и я себя ужасно неудобно чувствовала, поскольку никто из других матерей этого не делал. Я рассказала Ги — ты его знаешь, у нас потом отношения были, — что ты хочешь, чтобы я позвонила отцу, а я отказываюсь. А Ги сказал: нечего мне звонить, отец и сам мог бы это сделать. И я подумала, он ведь прав. Я ему не звонила, он мне тоже не звонил, на этом контакты и закончились. Вот так. Я была рада избавиться от него.

Молча выслушав Мильюшку, я испытала огромное облегчение. Причина того, что они с отцом не общаются, не во мне. Причина — в нем.

— Вот видишь! И у этой ситуации есть своя хорошая сторона. Не будь ее, у нас и этого разговора не случилось бы.

— Фу, мама! Ну конечно же!

<p>Инцидент со скутером (2016)</p>

Я продолжала жить на той же улице, куда Вим приходил ко мне. Эта улица известна своими барами и ресторанами и пользуется популярностью у представителей преступного мира.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза