Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

При любом варианте развития событий мне следовало учитывать, что уголовное преследование не гарантирует обвинительного вердикта суда. Вим ни в коем случае не сдастся без боя. Он опытный боец. Шестнадцать лет детства с безумным отцом и сорок лет в организованной преступности превратили его в настоящего «ваньку-встаньку».

Его ум, навыки манипулирования и полное отсутствие эмпатии сделали из него профессионала самосохранения. Он пережил всех и вся благодаря неспособности вступать в эмоциональный контакт с окружающими.

Вот что он собой представляет, и вот с чем нам приходится иметь дело.

Он бросит все свои силы, чтобы избежать обвинительного приговора. Чтобы остаться на свободе, он будет изворачиваться, лгать и оказывать давление на свидетелей. Если ему это удастся, то нас ждет катастрофа: на свободе у него будет масса возможностей разделаться с нами. Поэтому следует рассчитывать, что он будет защищаться, и не забывать, чего можно от него ожидать.

На протяжении всей его карьеры уголовника мы были свидетелями, а подчас и сообщниками в хитроумных схемах, которые Вим использовал для сокрытия следов своих преступлений. Он был мастером «активной защиты» и выбирал способы преступлений исходя из этого своего опыта.

Опыт с Хайнекеном научил Вима, что хотя шантаж богатых людей — дело очень денежное, но похищение, удержание заложников и получение выкупа чреваты поимкой. Вим обходился без похищений. Он переключился на более тонкий способ вымогательства — шантаж без посягательства на личную свободу.

Вим по-прежнему выбирал жертвы на основе их финансового положения, но теперь он не хватал их на улице, не запихивал в машину и не держал в застенке, как Хайнекена и Додерера. Со своими новыми жертвами он уже был знаком лично.

Это были его друзья или родственники. Он бывал у них дома, играл с их детьми и садился за обеденный стол вместе со всей семьей. Все они считали Вима своим другом, и никто не предполагал, что в один прекрасный момент он вдруг превратится во врага. Наоборот, они ему полностью доверяли.

Они верили ему, когда Вим появлялся чисто по-дружески предупредить о коварных планах, которые вынашивают некие ужасные бандиты в отношении их денег или жизней ближайших родственников.

— Есть проблема! — говорил Вим.

Но не волнуйтесь, он знает, кто за этим стоит. Он придет на помощь, он же друг. И готов выступить арбитром в урегулировании проблемы, о наличии которой вы, скорее всего, до этого понятия не имели. Разумеется, решая вопрос, он в первую очередь будет исходить из ваших интересов. Выставляя себя в качестве арбитра, он держал обе стороны поодаль друг от друга.

Затем он начинал «нагружать».

Как посредник, он полностью контролировал, что говорит каждой из сторон о другой.

— Твой лучший друг тебя предал, увы.

— Надо тебе заплатить, иначе убьют.

Такое разделение позволяло ему стравливать всех со всеми и играть сторонами по своему усмотрению. А значит, никто из участников не понимал, что он использует их всех и все они — его жертвы. В результате никто не обращал внимания, что Вим — первый и единственный источник проблемы.

Осознав, что лучший друг превратился в худшего врага, жертвы не могли заявить в Департамент юстиции, поскольку им самим было что скрывать от правоохранительных органов. В том числе и преступления, совершенные вместе с Вимом. Попав в тюрьму за вымогательство, он мог бы сдать полиции и их и постарался бы тоже упрятать их за решетку. Если этот аргумент казался недостаточным, Вим вполне недвусмысленно объяснял, что обращение в полицию равносильно смертному приговору, а о факте такого обращения он обязательно узнает через своих «крыс». Если люди были готовы скорее принять этот риск, чем продолжать жить в навязанном кошмаре, он начинал угрожать их близким, материализуя эти угрозы появлением у школ, в которых учились их дети.

Его метод превосходил классические похищения с целью получения выкупа: люди приходили в ужас, а риски, связанные с физическим захватом заложника, отсутствовали.

Самым выдающимся элементом его метода вымогательства было использование роли посредника в качестве алиби. Он ни с кем не конфликтовал, это они конфликтовали между собой. Он просто передавал послания и старался помочь.

Многолетнее вымогательство происходило под прикрытием умело разработанной маркетинговой стратегии. Вим постарался донести информацию о своей функции «арбитра» и до Департамента юстиции, и до преступного мира, и до средств массовой информации. Всем им усиленно внушалась мысль, что он добросовестно пытался разрешить конфликт, а это никак нельзя считать преступлением. Все свои махинации с подозреваемыми и жертвами он объяснял фразой: «Я просто пытаюсь помогать».

Департамент юстиции должен был быть доволен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза