Предательство Борна

Тайрон помялся, пытаясь по лицу Борна определить, не смеется ли тот над ним. Судя по всему, он пришел к выводу, что ошибался.

– Я говорю о мисс Шпионке, Сорайе.

Борн, сверившись со снимком лица Фади, вставил в рот несколько накладок и пошевелил челюстями.

– В таком случае я перед тобой в долгу.

– Эй, приятель, что с твоим голосом?

– Как видишь, я превращаюсь в другого человека, – усмехнулся Борн.

Перевоплощение продолжалось. Отыскав в сумке густую черную бороду, он подровнял ее ножницами, сделав точную копию бороды Фади. Приклеив бороду, Борн посмотрел на себя в увеличительное зеркало, которое также достал из сумки.

Он протянул телефон Тайрону:

– Сделай одолжение, хорошо? Я очень похож на человека на этих снимках?

Тайрон недоуменно заморгал, решив, что ослышался. Затем он просмотрел снимки один за другим. Перед тем как переходить к следующему, он внимательно изучал лицо Борна.

– Твою мать, – наконец с восхищением промолвил Тайрон. – Дружище, как тебе удается эта хрень?

– Это талант, – искренне ответил Борн. – А теперь смотри. Мне нужно от тебя еще одно одолжение. – Он взглянул на часы. – Чуть больше чем через одиннадцать минут этот ублюдок, за которым охотится Сорайя, появится здесь. Я хочу, чтобы ты уехал отсюда. Сделай для меня одно дело. В соседнем отсеке мой друг, Мартин Линдрос. Он мертв. Я хочу, чтобы ты связался с агентством похоронных услуг. Его тело нужно кремировать. Хорошо? Ты выполнишь эту просьбу?

– Я на мотоцикле, так что мне придется положить его перед собой на колени, ничего?

Борн кивнул.

– Прошу тебя, Тайрон, отнесись к нему с уважением, хорошо? А теперь уезжай. Но только не через центральные ворота.

– Никогда ими не пользуюсь.

Борн рассмеялся.

– Встретимся по другую сторону.

Тайрон вопросительно посмотрел на него.

– По другую сторону чего?

Глава 40

Подъезжая к Вирджинии, Карим позвонил в агентство похоронных услуг Абду аль-Малику.

– Мне нужны три человека на аэродроме «Систейн лэбс».

– Но тогда у нас никого не останется!

– Делай, как я сказал, – резко произнес Карим.

– Минуточку. – После короткой паузы: – Они уже в пути.

– Тело директора ЦРУ приготовлено?

– Нам нужно еще минут сорок, может быть, чуть больше. Это же не обычное бальзамирование.

– Как он выглядит? Это самое главное.

– Разумеется. Щеки у него розовые. – Абд аль-Малик довольно причмокнул. – Поверьте мне, у охраны не возникнет никаких сомнений в том, что он жив.

– Отлично. Как только закончите, сажайте его в лимузин. Сроки пришлось сдвинуть. Фади хочет взорвать штаб-квартиру ЦРУ, как только это будет физически возможно. Перезвони мне, когда будете на месте.

– Будет сделано, – ответил Абд аль-Малик.

Карим не сомневался, что так все и произойдет. Абд аль-Малик, руководитель вашингтонской ячейки «Дуджи», еще никогда его не подводил.

Шоссе оставалось пустынным. Ему потребовалось тридцать восемь минут, чтобы доехать до главных ворот на западной границе владений «Систейн лэбс». Поскольку сегодня воскресенье, здесь не было ни души. По дороге ему пришлось дважды сдерживать себя – один раз, когда его подрезал какой-то мальчишка на огромном джипе, другой раз, когда его нагнал трейлер, недовольно гудящий клаксоном. Оба раза он выхватывал «глок», готовый нажать на спусковой крючок, и лишь потом делал над собой усилие и успокаивался.

Но хотел он убить не этих глупцов, а Борна. Его ярость – «ветер пустыни», унаследованный от деда, – набирала силу. Он был на взводе. Однако это не пустыня, он не среди бедуинов, сознающих, как опасно вызывать его гнев.

Во всем виноват Борн; Борн всегда был виноват во всем. Это Борн убил невинную Сару, гордость семьи. Карим простил сестре неблагочестивые взгляды, ее необъяснимые исчезновения, стремление к независимости, сбросив все на ту же самую английскую кровь, текущую у нее в жилах. Сам он преодолел влияние своей западной крови, поэтому он разработал программу перевоспитания сестры согласно законам пустыни, в соответствии с саудовскими традициями.

Но вот теперь Борн убил Фади, лицо «Дуджи». Фади, который так полагался на ум и финансы своего старшего брата, точно так же, как Карим ждал от своего младшего брата защиты. Он простил Фади горячую кровь, стремление к крайностям, потому что эти черты имели жизненно важное значение для харизматичного лидера, увлекавшего правоверных за собой своими пламенными речами и зажигательными подвигами.

И теперь нет обоих – невинной девушки и командира, двух столпов, олицетворявших моральную и физическую силу. Из всех детей Абу Сарифа Хамида ибн Ашефа аль-Вахиба в живых остался он один. Он жив, но одинок, и у него есть только память о близких, Фади и Саре ибн Ашеф. Та же память, которую хранит его отец, искалеченный, парализованный, беспомощный, прикованный к кровати, нуждающийся в специальной упряжи, чтобы сесть в кресло-каталку, которое он ненавидит.

Карим поклялся, что Борну придет конец. Придет конец всем неверным.