В кафе мы разделись. Ваня оказался в приличном костюме, тонком модном свитере до подбородка. Все отлично сидело на нем, выглядел отлично. С последней встречи почти не изменился, возмужал. Позже, за ужином, слушая его, я рассмотрела одежду и определила, на нем все отечественное. Костюм от фабрики "Большевичка", туфли одного из совместных предприятий, которых в последние годы развелось множество. Меня, вот уже много лет, окружали мужчины и женщины, которые кроме какой-нибудь экзотической вещи, вроде продукции моего салона, ничего отечественного не носили.
Ваня молча курил, уставившись в стол. Спросила, сколько лет дочери, как зовут. Ответил, что Веруньке полтора годика. Сказал, что остался в Университете, весной будет защищаться. Разговор не клеился, я задавала вопросы, Ваня односложно отвечал, сам ничего не спрашивал. Я не вытерпела, спросила:
— До сих пор дуешься, не спросишь, как живу.
— Вижу — прекрасно.
— Закажем водочки? Снимет напряжение, а то оба как чужие, стесняемся друг друга. — Я махнула официантке и попросила принести хорошей водки.
— Я не буду ни грамма. И тебе, за рулем, не думаю, пойдет на пользу, — заметил Иван. Официантка молча ожидала, что мы решим.
— Мартини и сок, — заказала я, и она ушла.
Рюмка ли мартини, или воспоминания о прошлом все-таки толкнули Ваню заговорить. Признался, что часто думал обо мне, следил за моими успехами, всегда знал номера моих телефонов, неоднократно порывался позвонить, но в последнюю секунду останавливался, не решался нарушить моё счастье.
— Про счастья не знаю, — призналась я. — Постоянно спрашиваю себя, счастлива ли, и не могу ответить. Скорее всего — нет, хотя в обывательском мнении должна быть счастлива. Любимая работа, любимый сын, материально обеспечена. Без тебя не могу быть по-настоящему счастлива.
— Мужчины на руках носят, — продолжил за меня Ваня.
— Носили, — поправила я. — Ваня закурил очередную сигарету. — Бог наказал меня за измену, Валерия — за то, что увел у тебя. Второй муж оставил меня и открыто живет с немкой в Германии. Однажды, когда они были в Москве, настолько обнаглел, что собирался оставить ночевать в моем доме. Родители у себя не позволили. Эльза его, как все немцы, жадная, хотела сэкономить на гостинице. Теперь с разводом тянет, а я ни свободная женщина, ни мужняя жена — соломенная вдова.
— Сама выбирала судьбу. Не жалуйся.
— Я не жалуюсь. Только поделилась. После исчезновения Валерия бросилась к тебе вымолить прощение. Обещал, а не простил.
— Слишком много времени прошло. Встретил Зину, она беззаветно любила меня с седьмого класса.
Ваня вдруг разговорился, как счастлив с Зинаидой, удивлялся себе, почему не увидел ее раньше, а увлекся мною.
Рассказывал с удовольствием, глаза светились, не замечал, как мне тяжело слушать. Встретиться со мной, похоже, решил специально, чтобы сделать больно, наказать. То и дело подчеркивал, как ему повезло с Зиной, какая хорошая хозяйка и мать, а как заботиться о нем! Смотрела на него и видела прошлого Ваню, в горле стоял ком, с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Не такой встречи ожидала. Неужели не осталось ни капли чувства ко мне? Знал ведь, что все годы любила его, считала запасным аэродромом, на который опущусь, как станет совсем невмоготу. Откуда у меня такая уверенность, что простит, вернется ко мне? Самоуверенность моя. Не сдержалась, взяла его руку, и, глядя в глаза, спросила.
— Говоришь, вспоминал. Жалел или ругал? Может, даже проклинал?
— Все вместе.
— Увидела тебя — все перевернулось во мне. Ты совсем не изменился. Все тот же Ваня, с кем когда-то строили планы на будущее… Ваня тот, да не мой. Так горько… Ты меня больше не любишь?
— У меня семья. Любимые дочь и жена.
— Первой назвал дочь… По-прежнему люблю тебя. Если бы простил… Как бы могли зажить… — проговорила я со слезами. Показалось, он сдерживает себя, говорит не то, что подсказывает сердце.
Официантка что-то приносила, уносила. Я ковыряла вилкой, ничего не соображая, поглощенная мыслью: Ваня меня больше не любит. Время нашего свидания неумолимо истекало. Наступила пора отправляться на вокзал. Вставая из-за стола, попросила у него визитку, ее не оказалось. Не захотел дать ни питерского адреса, ни телефона.
— Ни к чему мои координаты. Не надо травмировать Зинаиду.
У вагона мы обнялись. Его поцелуи показались мне большими, чем товарищескими. Я расплакалась, он успокаивал.
— Все пройдет, успокойся. Вернешься к делам, своим подругам и забудешь про меня.
— Никогда не забуду.
— Постарайся. Возьми в себя в руки. — Он еще раз крепко прижал меня к себе, поцеловал и резко бросился в вагон. Вытирая слезы, я стояла, пока мимо не промелькнул последний вагон.
27