Предательство Риты Хейворт

— Ты вот жалуешься, что нет хлеба, а сам столько его съедаешь, что даже не знаю, как в тебя влезает.

— Где идет фильм Карлоса Палау?

— Премьера в «Селекте».

— После схожу, когда будет дешевле.

— На снимке в газете он — вылитый Берто.

— Нынче Виолета без конца ругала Миту за то, что она на кино помешалась.

— Похоже, Виолета написала Мите, а та ей не ответила. Вот она на Миту и взъелась.

— Мита в последнем письме приписала: «это письмо предназначено и для Виолеты».

— Виолета хотела для себя отдельного письма.

— Что с этим кино у Миты просто мания какая-то и что у нее вечно всякие причуды, вот она и вышла за Берто, который похож на киноартиста.

— Поешь, а то заболеешь.

— Я так устала, что есть не хочется. У меня сегодня упали очки, я чуть не умерла со страху.

— Где?

— На улице. Разбились бы опять, я бы, наверное, не пережила.

— Когда тебе снова к окулисту?

— Жаль глаза в кино портить, а то бы пошла на Карлоса Палау.

— В профиль он особенно похож на Берто.

— Если бы Мита устроилась на факультете, мы бы с ней могли встречаться после работы. Я каждый раз иду мимо библиотеки и вспоминаю Миту.

— Подумать только: уйму часов просидит за учебниками, а потом еще бежит туда с Софией.

— И снова за книги, у Миты железное зрение.

— Всё романы читали.

— Всегда вижу в окнах одни и те же лица, в этой библиотеке так темно. Эти жалкие лампочки свисают с потолка, черные от грязи, на них стеклянные абажуры из белого стекла, точно тюлевая юбочка, и все черные от копоти. Тряпкой со скипидаром можно в одну минуту отмыть и лампочки, и абажур — было бы светлее в этой библиотеке.

II. В доме Берто. Вальехос, 1933 год

— Думают, раз мы служанки, то можно под юбку лезть и делать что угодно.

— Я не служанка, я Тото нянчу, и все.

— Это пока ты маленькая, потом в служанки пойдешь.

— Не говори так громко, а то малыш проснется.

— Только вечером никогда не возвращайся домой одна по земляным улицам.

— Санитарки из больницы, которые до ночи работают, все живут на земляных улицах, и все равно одни ходят.

— Санитарки все распутные.

— У них одна незамужняя родила.

— Ты гляди в оба, а то увидят, что ты служанка, и положат на тебя глаз, хоть тебе всего двенадцать. Возьмет и попортит тебя какой-нибудь из местной шпаны.

— У них зубы желтые от соленой воды.

— Они на тебя точно глаз положили.

— На тебя саму глаз положили.

— Ты поосторожнее, а то они знают, что твоя сестра ребенка прижила и отец ее из дому выгнал.

— Спи, Тотито, засыпай. Будь умницей, поспи еще. Вот так… Эта чертова потаскуха думает, я как она буду.

— Ты теперь особо берегись, у тебя уж и месячные начались, пропадешь, если дашь какому-нибудь себя охмурить. Враз заделают ребенка.

— Пусть себе болтает, тварь поганая, ты, Тотин, когда большой вырастешь, не будешь плохие слова говорить, правда, золотко? Ты у нас везучий, не то что Инес, вот кому не повезло, бедненькая, нет у нее отца. Где же теперь сестра? Уж не умерла ли? Я маленькая, а уже тетя, сегодня Инес в моей кроватке поспит, уложу ее между мной и Мухой, вот Инес и погреется между двумя тетями. Ты бы испугался, если бы твой папа пришел пьяный, прямо падает, и как схватит ремень от штанов, и как стеганет меня, дай тебе Бог, Тотин, чтобы папа не хлестал тебя ремнем, когда большой вырастешь. Инес глупая и не знает, что если заревешь, то еще ремня получишь, вот бы ты, когда вырастешь большой, на ней женился, она чуток постарше тебя, но ничего. Инес уже «мама» и «папа» говорит. А ты когда научишься «мама» и «папа» говорить?

— Мне надо мясо готовить, а ты не ленись и подотри пол, не будь грязнухой, Ампаро, тебе же хозяйка сказала: где малыш напачкает, ты сама должна убирать.

— Я не грязнуха, у кого передник чище, у тебя или у меня?

— У тебя дома пол-то хоть подметают? У меня, может, и хибара, но пол мы подметаем, пол земляной, не каменный, но мы его всегда подметаем.

— У меня дома пол тоже земляной, и мы его все равно подметаем.

— Дома пол до того утрамбовался, что сделался будто оштукатуренный. Его каждый день, как подметешь, надо водой сбрызгивать, чтобы пыль не поднималась.

— А у нас мама пол известкой поливает. Да заснешь ты наконец, чертов негодник!

— Сеньор Берто тебя услышит.

— Ампаро! Угомони ребенка, я работаю!

— Хозяин сидит со счетами в столовой.

— Не всем везет, как тебе, Тотин, чтобы всегда из тепленькой бутылочки пить. Бедная Инес просыпается голодная и пьет из холодненькой, а то пока мама среди ночи встанет, чтобы дрова разжечь и согреть молоко, целый час пройдет, а Инес еще сильней ревет, если папа стегает ее ремнем. Хорошо, Тотин, что твой папа не убил директора больницы.

— Ампаро, пойди сюда!

— Хозяин!

— Хотел, чтобы я паука убила, который по стене полз, но я не достала.

— Большой паук? У меня дома живет черный паучище, прячется в соломе под крышей, все никак его не убью.