Да, на процессе он утверждал, что кучер барона, Ганс, рассказал ему, что фон Штерн специально ждал того момента, когда Салтыков уедет вслед за его женой, а затем, выждав немного, взял с собой префекта Висбадена и потребовал, чтобы тот помог ему уличить прелюбодеяние. Префект не мог отказаться. Когда они уже подъехали совсем близко к имению де Грийе, барон, через открытое окно спальни, увидел, как граф обнимает Мари, и в ту же минуту у него созрел план. Ведь если он застрелит жену сейчас, то станет ее наследником, и никто не посмеет осудить его, потому что он защищал свою честь. Барон выхватил у стражника мушкет и выстрелил, но промахнулся. Граф представил пулю из этого мушкета. Это выглядело как аффект ревнивца, поэтому префект не придал этому инциденту никакого значения.
— И что же постановил суд, леди Сазерленд?
— Суд вынес барону фон Штерну оправдательный приговор, но с условием, что если его жена Мари будет найдена, то он обязуется выплатить ей все доходы с ее виноградников за все годы их супружества.
— Да… Барон может вылететь в трубу, если Мари фон Штерн найдется, — заметил епископ.
Леди Сазерленд рассмеялась.
— Бросьте, Максимилиан, только глухой нынче не знает, что Мари фон Штерн живет в вашем монастыре.
Епископ удивленно приподнял брови. Леди Сазерленд откинулась назад в кресле.
— Ну, разве вы не знаете, как это бывает? Леди МакКарсон заказывает у ваших монашек кружева, монахиня раз в неделю приносит ей образцы, ну и конечно, новости о монастырской жизни. За ужином леди МакКарсон сказала об этом мужу, тот в свою очередь на следующий день поделился со всеми джентльменами из клуба, а те, придя домой, также рассказали своим женам, а до того как прийти домой — любовницам. В результате через два дня вся Англия знала, что Мари фон Штерн, «пленница архивов», как ее называют, находится у вас.
— И ваш муж, министр иностранных дел, так же поделился с вами?
— Нет, я узнала у кузины Бетти, а та у своего брата.
«Бетти», герцогиня Кентерберийская, подруга леди Сазерленд и самая любопытная женщина во всей Англии. Говорят, будто бы эта дама, рискуя жизнью, как-то пробралась по карнизу четвертого этажа, только для того, что узнать, спит ли епископ Нотингхилла со своим племянником, или же это только досужие сплетни.
— Ну что ж, раз король в курсе, значит, де Грийе тоже знает, что его дочь у нас. Люмбек напал на его след где-то во Франции, но так и не сумел настичь, — Максимилиан нервно постучал пальцами по столу.
— Люмбек? Кто это? — о! Леди Сазерленд сейчас охотно рассталась бы с одной из своих бриллиантовых диадем, только бы узнать какую-нибудь новость об «этом деликатном деле» первой.
— Родной отец той самой Лизхен Риппельштайн, с которой и началась вся эта история… — епископ хотел рассказать про путаницу, которая вышла с письмом несчастной Гертруды Риппельштайн, но не успел.
— Ваше святейшество! — в комнату вошел секретарь. — К вам виконт де Грийе, и посланник Ее императорского Высочества Екатерины III.
— О, Боже! — леди Сазерленд пересела на диван. — Даже не пытайтесь меня прогнать, Максимилиан! — предупредила она просьбу епископа. — Как можно уйти, когда на твоих глазах вот-вот произойдет развязка драмы, потрясшей всех женщин Европы?!
Епископ вздохнул. Леди Сазерленд следовало бы самой возглавить министерство иностранных дел, вместо своего меланхоличного мужа.
— Просите немедленно, — сказал он секретарю.
Перед епископом Готторпским возник небольшого роста сморщенный старичок, лицо которого выражало страдание. Его сопровождал высокий, красивый молодой человек с пронзительно-зелеными глазами и заметной проседью в густых черных волосах, промеж его бровей пролегла глубокая морщина.
— Чем обязан, господа? — хмуро приветствовал их Максимилиан.
— Нам известно, что Мари фон Штерн, дочь господина де Грийе, содержится в вашем монастыре как узница. Мы требуем ее выдачи, — отчеканил молодой человек.
— С кем имею честь? — холодно поинтересовался епископ, хоть уже и догадался, кто перед ним.
— Посланник Ее императорского Высочества Екатерины II, граф Александр Салтыков.
— А-а… Ну что же, юноша, я вынужден вас разочаровать, — епископ почувствовал, что у него вспотели ладони. С чего он так волнуется? — Мари фон Штерн действительно живет в нашем монастыре, но по доброй воле, как послушница. Она решила посвятить себя Богу. Испытания, выпавшие на ее долю, оказались слишком тяжелы, — епископ многозначительно посмотрел в глаза Александру.
— Но… — Салтыков выглядел растерянным. — Мы хотели бы услышать это от нее самой, — граф сел в кресло, демонстрируя, что не намерен уходить без Мари.
Вы мне не верите? — епископ презрительно смерил с ног до головы этого русского юнца, который посмел явиться к нему в обитель как в свою казарму и вести себя как хозяин.