Снаружи было очень холодно, вряд ли эта ночь лучше всего подходила для прогулки по неровной лужайке позади дачи. Лана приехала в длинном манто, по-видимому, норковом, и соответствующей шляпе. Меткалф знал, что такая одежда свидетельствовала о роскоши, почти недоступной в Москве в эти дни. Он мельком подумал, были ли эти меха подарком ее нового немецкого возлюбленного?
Но она стала совершеннейшей загадкой для Меткалфа. Как Лана связана со всеми этими событиями? Почему она с немцем? Что
– Ты действительно приехал по делу, Стивен? – спросила Светлана. Они бесцельно прогуливались, снег поскрипывал под их башмаками. Она держалась на некотором расстоянии от него (Меткалф это сразу заметил), как будто хотела подчеркнуть и для него, и для любого, кто мог бы за ними наблюдать, что они действительно всего лишь приятели или
– Конечно. Я действительно путешествую по делам, ты же это знаешь.
– Я не знаю
– Всего несколько дней, Лана…
– Ты приехал на этот прием, поскольку узнал, что я буду здесь?
– Да, – признался он.
– Что было, то прошло, Стивен. Мы выросли и пошли своими путями. У нас был короткий роман когда-то давно, но с ним покончено.
– Ты любишь этого немца?
– Он развлекает меня. Он, если можно так сказать, charmant[70]
. – Она говорила подчеркнуто легким тоном, но это звучало неубедительно.– Charmant – не то слово, которое первым приходит на ум, когда думаешь о фон Шюсслере. Скорее abattu.[71]
– Стивен, – предостерегающе проговорила Светлана, – не твое дело копаться в сердечных тайнах.
– Не мое. Если речь действительно идет о сердце, а не о чем-то другом.
– Говори прямо, что ты имеешь в виду? – рассердилась Светлана.
– Видишь ли, норку не так уж легко найти в Москве.
– Я теперь очень хорошо зарабатываю. Шесть тысяч рублей в месяц.
– Да ведь всех рублей в государственном казначействе не хватит, чтобы купить тебе то, что купить невозможно.
Один уголок ее рта чуть вздернулся в хитрой улыбке.
– Это подарок. Хотя и не идет ни в какое сравнение с тем подарком, который мне сделал ты.
– Ты уже не в первый раз говоришь о моем подарке тебе. Что это за
– Руди нравится мне, – сказала она, как будто не услышала его вопрос. – Он щедрый человек. Он делает мне подарки, ну и что из того?
– Это не похоже на тебя.
– Что – это?
– Водить дружбу с мужчиной, потому что он может покупать тебе меха и драгоценности.
Но слова Меткалфа не рассердили ее.
– Он таким образом выражает свою любовь.
– Любовь?
– В таком случае свое безумное увлечение.
– Да, но я все же не думаю, что ты… безумно увлечена им. Или все же увлечена?
– Стивен, – сказала она, видимо, начиная сердиться, – у тебя больше нет никаких прав на меня.
– Это я знаю. Понимаю. Но мы должны встретиться, мы должны поговорить. Это важно.
– Поговорить? – усмехнулась она. – Знаю я, как ты разговариваешь.
– Мне нужна твоя помощь. Мы должны договориться о встрече. Ты могла бы встретиться со мной завтра днем – ты ведь вернешься в Москву к тому времени?
– Я вернусь в Москву, – сказала она, – но не вижу никакой причины для нашей встречи.
– Парк Сокольники. Наше обычное место, место, где мы…
– Стива, – перебила Светлана, – тише. – Внезапно она кивнула человеку, который появился на веранде, невдалеке от дорожки, по которой они шли. Меткалф повернулся и сразу же узнал лицо. Это был офицер ГРУ, который сидел в Большом театре за спиной у него, тот самый, который начал разговор о Светлане Барановой.
– Я уже видел его, – сказал Меткалф вполголоса.
– Лейтенант Кундров из ГРУ, – сообщила она полушепотом. – Это мой прикрепленный.
– Твой кто? Прикрепленный?
– Видимо, следить за мной – выгодное назначение, потому что у него очень уж высокое звание для такой работы. Вот уже полтора года как он стал моей тенью. Сначала это было смешно. Куда бы я ни пошла, он оказывался рядом. Я встречаюсь с друзьями в ресторане, и он находится там же, за соседним столиком. Я отправляюсь за покупками, и он там же, рассматривает соседний прилавок. Любой спектакль в Большом – и он там, всегда на одном и том же месте. В конце концов я пригласила его на чай. Специально сделала это перед разными высокопоставленными людьми во время одного из приемов у нас в театре, так что он не мог отказаться.
– Зачем?