Предательство в Неаполе

В сопровождении помощника и присяжных в зал суда входит Алессандро. На секунду он устремляет взгляд вверх. Стараюсь не встретиться с ним взглядом. Адвокаты и подсудимые рассаживаются по своим местам. На галерее устанавливается относительная тишина. Алессандро подвигает к себе микрофон и стучит по нему. Гулкие удары эхом разносятся по всему залу.

— Buon giorno a tutti,[41] — радушно произносит председатель.

Адвокаты, толкаясь, устремляются к судейскому столу, наперебой выкрикивая свои претензии. Алессандро терпеливо отвечает каждому. Из-за решетки доносится крик. Я не успеваю заметить, кто кричал. Алессандро никак не реагирует. В свою очередь, здесь, на галерее, орет, вскочив, какой-то мужчина. Ближайший к нему полицейский делает шаг вперед и сразу же попадает под град проклятий. Полицейский презрительно усмехается и отступает, держа руку на белой кожаной кобуре. Мой страх уступает место возбуждению. Понимаю, что происходит что-то необычное. Еще ничего существенного не случилось, а обстановка уже накалена. Мною овладевает стадное чувство. Я понемногу поддаюсь ему, становлюсь неотъемлемой частью толпы. Стремление к нейтральности куда-то ушло. Я встаю на одну из сторон. На сторону обвиняемых. Я даже знаю имя их предводителя, таинственного Лоренцо Саварезе. Ну, не то чтобы я записывался в противники закона и правопорядка. Просто, как выясняется, мое первоначальное расположение к Джакомо Сонино сменилось отвращением к его предательству, и теперь мне хочется, чтобы его миссия потерпела крах. Стоило мне взглянуть на подсудимых поближе — и я уже нахожу возможность для оправдания избранного ими пути. В первый раз их мировоззрение находит во мне некий отзвук. А как, должно быть, горько делается на душе, когда человек, которого ты знаешь много лет, которому ты доверял безгранично, вдруг с готовностью дает против тебя показания. Неудивительно, что мои симпатии и поддержка на стороне тех, кто не изменяет себе, даже оказавшись под следствием.

Перед судейским столом устанавливаются кресло и микрофон. Полагаю, это для Сонино, когда его станет допрашивать Алессандро. Очень странно, что в зале суда нет отдельного места, закрепленного за свидетелями. Из клетки снова доносятся крики. По-моему, обвиняемые настаивают на возможности четко видеть лицо Сонино. Алессандро поднимает руку, заставляя их замолчать, и отдает распоряжение развернуть кресло. Гул одобрения волной прокатывается по галерее для публики. Очевидно, зрители ждут, что Сонино сломается, оказавшись во время дачи показаний лицом к лицу с теми, кого он предал.

Наконец семеро полицейских вводят Сонино. Зал взрывается яростью. Обвиняемые вскакивают и бешено раскачивают решетку. Я начинаю бояться, как бы стекло, отделяющее нас от зала суда, не рассыпалось от визга зрителей. Полицейские среагировали моментально: внизу они выстроились в шеренгу перед клеткой, здесь, наверху, вытащили дубинки. Грозно звучит приказ: замолчать или покинуть помещение. Шум на галерее быстро стихает.

Смотрю на Алессандро. Он спокойно говорит со своим помощником. Судя по его лицу, беседа может быть о чем угодно — от разгромного поражения «Лацио» от «Наполи» до роскошного ужина, приготовленного его женой вчера вечером.

Стража берет Сонино в полукольцо. Впервые я могу ясно разглядеть Il Pentito. Он высок ростом — слишком высок для неаполитанца. На нем темный костюм, белая сорочка, темный галстук. Очень худой. Нечесаные сальные черные волосы. Сонино медленно опускается в кресло и, сгорбившись, опирается на подлокотники. Похоже, сидеть прямо ему трудно. Предательство доконало его. Я сочувствовал гангстерам за решеткой, однако по плачевному состоянию Сонино ясно, что акт измены способен так же сильно ударить и по изменнику. Он раздавлен. Судебное разбирательство, необходимость публично обличать подельников и перечислять имена не менее ужасны, как если бы те же самые сведения были вырваны под пыткой. Сонино похож на человека, подвергавшегося истязаниям в течение недель или даже месяцев. Вот и сидеть в кресле ему стоит больших трудов, настолько разбито его тело. Ни дать ни взять тряпичная кукла.