— Очевидно, не достаточно способным экстрасенсом. Ей не хватило… как это… биоэнергии, жизненных сил. Того, что делает человека экстрасенсом… и благодаря чему он остается в живых. В ту ночь в центре… Когда я смог от нее оторваться, она уже не двигалась. Ее лицо стало белым, мертвенно-белым. Она умерла.
Габриель тяжело дышал.
— Жизнь ушла, — медленно, после паузы сказал он. — Ушла энергия. Не осталось ни капли. Я ее истощил.
Кейтлин больше не могла нападать, у нее не было сил держаться под взглядом Габриеля. Ей казалось, что грудь стянули тугим бинтом.
— Ты не хотел, — помолчав немного, сказала она тихо.
— Да. — Габриелю удалось побороть обуревавшие его чувства.
Дыхание его снова стало свободным, а когда Кейтлин подняла голову и заглянула ему в глаза, в них больше не было горечи. В глазах Габриеля стояла… пустота.
— В центре сочли иначе, — продолжил он. — Когда я понял, что она не дышит, я позвал на помощь. А когда они пришли и увидели ее, уже посиневшую, то решили, что произошло худшее. Они сказали, что я напал на нее. Хотел изнасиловать, а когда она стала сопротивляться, убил.
У Кейтлин в глазах потемнело от ужаса. К счастью, она стояла возле стены и смогла опереться, и уже потом поняла, что крепко зажмурилась.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Кейт, открыла глаза и добавила: — Роб был прав. То, что делает Джойс, важно для всего человечества. Мы должны научиться контролировать свою силу.
Габриель скривился.
— Ты веришь в болтовню этого провинциального дурачка? — спросил он с нескрываемым презрением.
Кейт растерялась.
— За что ты так ненавидишь Роба?
— А ты не в курсе? Золотой мальчик был в Дареме. Они его там чуть ли не боготворили. Это он вычислил, что произошло с Айрис. Он не знал, как я это сделал, но понял, что ее энергию выкачали, как кровь из перерезанной артерии. Меня начали травить. Как зверя. Центр, полиция, все.
Голос Габриеля звучал бесстрастно.
«Но Роб не виноват, — подумала Кейтлин. — Не виноват».
— И ты сбежал, — сказала она вслух.
— Ага. Мне было четырнадцать, и я был глуп. К счастью для меня, другие оказались еще глупее. Им потребовался год, чтобы найти меня. К тому времени я уже сидел в калифорнийской тюрьме.
— За другое убийство, — задумчиво сказала Кейт.
— Когда мир настолько глуп, ты начинаешь ему мстить. Понимаешь? Люди это заслужили. Каждый, кто слаб, заслужил. Парень, которого я убил, попытался со мной разобраться. Хотел пристрелить меня из-за пяти долларов. Я разобрался с ним быстрее.
«Месть», — подумала Кейтлин.
Она могла представить себе некоторые эпизоды, о которых не рассказал Габриель. Он бежит из центра. Ему плевать на себя, ему плевать на то, что он сделал. Он ненавидит всех и вся. Вселенную, которая подарила ему силу; глупых и слабых людей за то, что их так просто убить; центр за то, что не научил его контролировать свой дар… И себя. Особенно себя.
И Роба — символ успеха, того, чей дар приносит только добро. Того, кто способен управлять своей силой. Того, кто продолжает верить во что-то.
— Он идиот, — сказал Габриель, как будто мог читать ее мысли.
Слишком уж часто у него это получалось.
— Он и те двое, они все идиоты. А вот у тебя есть голова на плечах… во всяком случае, я так думал.
— Спасибо, — сухо поблагодарила Кейт. — С чего ты взял?
— У тебя есть глаза, ты видишь. Ты понимаешь, что здесь что-то не так.
— Что-то не так? — не поняла Кейт. — Ты имеешь в виду, в институте?
— Все ясно, — с нескрываемым презрением сказал Габриель. — Значит, ты решила это использовать.
— Ничего я не использую…
Габриель нервно улыбнулся и отошел в центр комнаты.
— В конце концов, это твой шанс. Если ты уедешь, то не сможешь заманить его в Огайо.
Кейтлин чуть не задохнулась от злости. Все кончилось: доверительный разговор, почти уважительное отношение Габриеля, его открытость. Теперь он будет гадким и невыносимым настолько, насколько это возможно. Таким, чтобы она не воображала, будто он адекватный и с ним стоит общаться.
«Ладно, я не стану заводиться, — решила Кейт. — Я даже не удостою его ответом. Пусть говорит что хочет, он не может знать, о чем я говорила с Анной за закрытыми дверями».
Кейт оторвалась от стены и шагнула к Габриелю.
— Я сожалею о том, что с тобой произошло, — формально сказала она. — Это, конечно, ужасно. Но я считаю, тебе следует подумать о том, что ты можешь сделать, чтобы впредь это не повторилось.
— А если я не хочу ничего менять? — елейным голосом отозвался Габриель из-за вновь возведенных стен.
Еще две минуты назад от жалости к нему у Кейт заходилось сердце, а сейчас ей хотелось пнуть его ногой.
«Мальчишки», — подумала она.
— Спокойной ночи, Габриель.
«Придурок».
Он округлил глаза:
— Ты разве не хочешь остаться? У меня широкая кровать.
Кейтлин и не подумала отвечать. Она вышла из комнаты с высоко поднятой головой, бормоча на ходу слова, от которых папу хватил бы удар.