Предчувствие беды

То есть, главред наш по сути был эдаким вращавшимся в очень высоких сферах небожителем, спускающимся раз в неделю, а именно на общередакторскую планёрку, со своего Олимпа и затем не терпя возражений и не требуя при этом же объяснений, возвращался к себе. Разумеется, не обязательно в кабинет, перед которым висела соответствующая латунная табличка (она всегда должна была быть надраенной до блеска!) и путь в который преграждала своим восхитительным телом Карина – частенько он садился после планёрки в «Волгу» и уезжал. Куда – мы не знали, да нам и не полагалось, а Карина в любом случае хранила гордое молчание. Возможно, на встречу с Ельциным, ну или каким-нибудь другим депутатом или министром – разумеется, не лёгкой промышленности. Не исключено, что в «Арагви», в ресторан при ЦДЛ10 или какое-нибудь новое кооперативное кафе. Как знать, может быть, того самого, чьим хозяином является каринин любовник – во всяком случае, в редакции упорно ходят слухи, что её любовник не просто «кооперативщик», но именно хозяин какого-то кафе. В любом случае, до общения с простыми смертными – то есть, с рядовыми подчинёнными – главред в последнее время опускался крайне редко, перевалив это бремя на трёх свои замов.

Я мысленно перебирал все свои последние репортажи и не находил в них ничего особенного и выдающегося. Выдающегося – прежде всего за рамки нашей редакционной политики. То есть, очевидной причины для гнева, тем более в это междупраздничное время (забыл сказать, что календаре стояло 3 мая 1990 года), не имелось. Впрочем, и особых причин для похвалы тоже. Нет, разумеется, я бы не отказался стать одним из замов главреда или, на худой конец, возглавить родной для меня общественно-политический отдел, но что-то мне подсказывало, что пока мне ни то, ни другое не угрожает. В общем, пока мы шли по петляющим коридорам редакции от спортивного отдела до кабинета САМОГО, вопрос «а за каким, собственно, фигом я нужен шефу?» будоражил меня ничуть не меньше, нежели присутствие рядом Карины.

«Ну что, мужчина, взявший интервью у Ландсбергиса», – с этими словами Карина повернулась ко мне лицом и сильно затянула узел на моём галстуке, – «ну пуха тебе, ни пера!». Произнося это, она как бы случайно задела своей правой коленкой мою левую. Тут по голливудским стандартам я должен был крепко обнять её и поцеловать. Ну или она впиться своими замечательными губками в мои губы. Но мы, к сожалению, не в Голливуде, а в Москве, а посему я лишь сказал: «К чёрту!» и постучал в дверь кабинета главреда.

Глава 2.

«Да, в свете нынешних реалий это вполне возможно. Вполне…», – главред говорил по телефону и одновременно с этим кивком и указательным пальцем правой руки показал мне на стул, стоявший напротив его вращающегося вокруг своей оси кресла. Точнее не совсем напротив, а напротив через дубовый стол, всем своим видом подчёркивавший высокий статус хозяина кабинета. «Да, думаю это вполне», – шеф продолжал беседу с невидимым собеседником, а я тем временем сначала посмотрел на портрет Горбачёва, висевший аккурат над креслом главреда (пятно заретушировано – мысленно отметил я!), а затем на стоявший между нами письменный стол. Чернильный прибор был явно прямиком из сталинской эпохи – я так мысленно и увидел его на столе у кого-то из сталинских наркомов (как знать, может даже и Берии), а вот свёрнутую газету я так и не смог идентифицировать. Впрочем, судя по всему, она была явно московской, а то и центральной. Ещё лежали какие-то стопки писем, листы бумаги с каким-то текстом, явно напечатанным на машинке и ручка. Скорее всего это и был тот самый «Паркер» про который в редакции ходили легенды и который шефу якобы вручил не то лично Яковлев – в таком формате этой легенды «Паркер» был некогда вывезен дарителем из Канады, где «архитектор перестройки», как известно, провёл несколько лет, не то Майкл Дуглас11 – такой вариант был возможен, когда наш шеф был с делегацией в Штатах в 87-м году и якобы встретился на каком-то мероприятии со звёздами Голливуда.

Минуты через 2 после того, как я переступил порог начальственного кабинета, главред наконец-то пожелал здоровья своему собеседнику и положил трубку телефонного аппарата. «Валерий Сергеевич?», – скорее спросил, нежели произнёс он утвердительно, считая, видимо, что кивка головой при моём входе в кабинет вполне достаточно для приветствия. Услышав от меня, что Валерий, но не Сергеевич, а Александрович, он зачем-то нахмурил лоб и сказал, что «это хорошо». Он явно хотел продолжить свою мысль, но его прервал новый телефонный звонок. Он минут 5 как минимум что-то говорил какому-то Алексею Мефодьевичу, причём на исходе 3-й минуты, как мне показалось, разговор стал откровенно раздражать его. В итоге он сухо попрощался и наконец-то сконцентрировался на мне.

– Валерий Александрович, а что Вы знаете про Элурмийскую АССР?, – неожиданно спросил он и даже как-то пристально посмотрел мне в глаза. До этого момента, кстати, почти всё время моего пребывания в его кабинете он смотрел мимо них, а то и вовсе как бы помимо меня.