Марина никогда не видела комнат, где жили другие ученые. За лабораторией кружком стояли хижины. В лаборатории обитатели лагеря трудились, обедали, а вечерами вели разговоры. В одной из хижин, как Марина уже знала, держали мышей, которых вынуждали беременеть; их раздутые животики стукались о колеса, где зверьки бегали. Знала она теперь и то, что другая хижина полна москитов. Их личинки росли в тепловатой воде, налитой в пластиковые подносы. Подносы стояли штабелями на высоком металлическом стеллаже. Когда личинки были готовы вылупиться, их переводили в большие пластиковые ведра, накрытые сверху кусками колготок, закрепленными резинкой. Там москитов заражали малярией. Ученые были настолько уверены в успехе их вакцины, что совсем не заботились о технике безопасности, но, когда Ален Сатурн впервые показал москитов Марине, ведра, наполненные сотнями насекомых, бьющихся легкими тельцами о нейлоновую сетку, не внушили ей доверия.
– Пора кормить наш зоопарк, – сказал Ален, макнув большой кусок ваты в чашку с сахарным сиропом. – Ну-ка, дайте им понюхать их любимое лакомство. Подышите на них. Просто наклонитесь и дыхните.
Она так и сделала – москиты дружно ударили в сетку, слившись в один бессильный черный кулак. Марина отшатнулась.
– Дыхание млекопитающих, вот что их притягивает. Кусают нас только самки, вы это знаете. Самцы не цепляют простейших и не распространяют.
Он бросил на сетку смоченную в сиропе вату, и москиты набросились на нее, как акулы на кусок кровавого мяса. С минуту Нкомо наблюдал за насекомыми.
– Такая сделка их неизменно устраивает.
На стене висели две пластиковые мухобойки с ржавыми ручками.
– Как же вы экспериментируете на себе? – спросила Марина, совсем не уверенная, что хочет это знать.
– Берем пять москитов из инфицированного ведра. – Ален похлопал по краю ведра, в которое она только что дышала. – Вы бы видели, какую канитель мы разводили, когда я сюда приехал! Надевали спец-костюмы – честное слово! – перчатки, маску на лицо… Как будто и без того каждый десятый москит в этой местности не переносит малярию. Теперь я просто опускаю туда сачок. И я знаю, что делаю. Помещаю пять москитов в чашку, накрываю куском нейлона, затем прикладываю чашку к руке, к ноге – не важно. Получив пять укусов, убиваю москитов и кладу под микроскоп, чтобы убедиться, что все были инфицированы. Вот и все.
– А потом?
– Ну, потом надо ждать. Малярия дает о себе знать в течение десяти дней. Но она не проявляется. Ни у кого из нас.
– Откуда же вы тогда знаете, что ваши москиты – малярийные?
– Это видно в микроскоп, к тому же время от времени мы инфицируем москитами из того же ведра какого-нибудь мужчину из племени. Ровно через десять дней у него начинается малярия. Мы приводим женщин, москиты из той же группы кусают их целый день – и ничего.
Ален наклонился над другим ведром. Подул в него, потом положил вату.
– А мужчина, который заражается малярией, – как он соглашается на это?
Ален встал и пожал плечами:
– Возможно, если бы у индейцев был адвокат, этот адвокат заявил бы, что его клиенты согласия не давали или не понимали в полной мере, на что соглашались. У меня тут есть небольшой запас кока-колы. Аннике я не говорю об этом. Колу они обожают.
– Вы угощаете их газировкой и взамен заражаете малярией?!
– Умоляю, у нас тут не Таскиги! Велики шансы, что эти мужчины и раньше болели малярией или все равно заболеют. Разница в том, что, если они заражаются в этой комнате, мы их лечим. Лечить малярию легко, трудно создать противомалярийную вакцину. Ничего страшного, если они пару дней поболеют во имя прогресса науки, ради создания препарата, который защитит все племя, весь мир.
– Да, – согласилась Марина, слегка шокированная такими доводами. – Но было бы неплохо услышать от самих лакаши, что это «ничего страшного».
Ален Сатурн поднял ведра и поставил их на полку.
– Марина, временами полезно отходить от американского видения медицины. Это раскрепощает и позволяет мыслить более широко.
Он взял со стола пустую пластиковую чашку и протянул коллеге:
– Не хотите попробовать? Вы, по крайней мере, полностью информированы о рисках. Заодно спасете от этой повинности какого-нибудь несчастного туземца. А самое главное – вы обойдетесь лишь пятью укусами, которые немного почешутся.
Марина подумала о лариаме – тот давно закончился. Подумала об отце. Заглянула в чашку и покачала головой:
– Нет, пожалуй, я подожду.
– Вы ведь и сами прекрасно знаете, что новые препараты создаются не в чашке Петри, и мыши вовсе не последняя инстанция. Решающий момент наступает на стадии испытаний на людях. И иногда приходится самому становиться испытуемым.
Но Марина не согласилась. Прежде чем участвовать в эксперименте, она хотела съесть побольше коры.