– Когда-то я не верила в пользу дневного сна, – призналась доктор Свенсон, выбрав ближайший к штурвалу гамак. – Считала это признаком слабости. Но эта страна способна сделать соней кого угодно. Важно слушать, что тебе говорит твое тело.
Она села на длинный кусок ткани, откинулась назад, подняла ноги, и гамак поглотил ее. Доктор Свен-сон превратилась в висящий невысоко над палубой полосатый кокон. Кокон покачивался из стороны в сторону – энергия устройства на отдых породила движение.
– Ложитесь спать, доктор Сингх, – произнес приглушенный голос. – Сон без сомнения пойдет на пользу вашим нервам.
Казалось, доктор Свенсон исчезла с лодки, как исчез Пасха, когда прыгнул за борт. Марина глядела на гамак, пока тот не перестал раскачиваться. Магический фокус: заверни ее в одеяло, и она исчезнет. Наступивший без доктора Свенсон покой был непрочным, слоистым. Поначалу Марина слышала лишь отсутствие человеческих голосов, но пообвыкшись, стала различать звуки: щебетанье в глубине чащи, карканье на вершинах деревьев, перебранку мартышек, неумолчное гудение насекомых. Все это чуточку напоминало увертюру к опере, в которой искушенный слушатель различит флейты, нежный французский рожок, одинокий, выразительный альт. Марина выглянула из тени навеса и посмотрела на солнце. Ее часы показывали два. Пасха сидел на палубе перед одной из коробок, держа в руке шариковую ручку. Марина дотронулась до пустого гамака и показала пальцем на мальчика. Сложила ладони и положила на них голову.
Пасха помотал головой, показал на нее и на гамак. Закрыл глаза и опустил подбородок. Она лишь стояла и смотрела на него, и мальчик снова показал на гамак – теперь ручкой, для убедительности. Гамак был для Марины.
Почему бы и не прилечь? Она устала. Однако Марине казалось, что расслабляться нельзя. Кто-то же должен остаться бодрствовать и держать вахту? Кто-то же должен следить, чтобы ребенок не свалился за борт?
Пасха встал, расправил руками полосатую ткань, раскрыл как конверт и кивнул Марине, подбадривая, словно подумал, что та не умеет обращаться с гамаком. Значит, это он будет держать вахту и следить, чтобы она не упала в воду. Доктор Сингх покорно села в гамак, а когда легла, Пасха дотронулся ладонью до ее лба и подержал руку, будто мерил температуру больному ребенку. Он улыбнулся Марине, и, улыбнувшись в ответ, она закрыла глаза. Она была в Бразилии, на реке, в лодке. Она была в Амазонии, а рядом спала в гамаке доктор Свенсон.
В детстве у Марины было богатое воображение, правда, годы изучения неорганической химии и анализа липидов несколько его укротили. Теперь доктор Сингх верила в цифры и доверяла лишь тем проявлениям реальности, которые могла измерить. Но даже сверхмощным усилием фантазии она не смогла бы представить себя в джунглях. Что-то ползло по ее груди. Насекомое? Капелька пота? Марина замерла и посмотрела через верх гамака на яркую полоску дневного света. Полуденная жара совсем ее разморила. Марине вспомнились медицинская школа, флуоресцентные светильники в коридорах ее первой больницы, горы учебников, которые она до ломоты в спине таскала домой из библиотеки. Знай она, что доктор Свен-сон в четверг, после лекции об эндометриодной ткани, улетает последним рейсом в Манаус, захотела бы присоединиться? Захотела бы поехать со своим профессором в экспедицию, необычайно важную для науки? Вот доктор Свенсон, будучи студенткой, без раздумий отправилась в Амазонию с доктором Раппом. Смогла бы Марина поступить так же? Она убрала собранные в пучок волосы из-под затылка, и гамак тихонько закачался. Нет, не смогла бы. Марина была отличной студенткой, но поднимала руку только тогда, когда не сомневалась в ответе. Она брала не озарениями, а упорством рабочей лошади, тянущей плуг. Изредка доктор Свенсон отмечала ее успехи, но имени ее так и не запомнила.
Когда гамак замер, Марина шевельнула бедрами, чтобы раскачать его вновь. Запахи внутри полосатой ткани лежали слоями: вот ее собственный пот с нотками мыла и шампуня; вот сам гамак, заплесневевший и выгоревший на солнце, с легким послевкусием каната; вот лодка, бензин и масло; а дальше – мир за пределами лодки, речная вода и великая кислородная фабрика – листья, без устали преобразующие солнечный свет в энергию (хотя фотосинтез происходит без запаха). Марина глубоко вдохнула, и гамачный воздух вдруг наполнил ее покоем. Соединяясь, его разнородные составляющие образовывали нечто восхитительное. Марина и не подозревала, что такое возможно.
Она закрыла глаза. Лодка мягко покачивалась на волнах. Колебания воды передавались ее бортам, от бортов – шестам, на которых висел гамак, а от шестов – телу Марины. Эти колебания и усыпили ее.