Предчувствие любви

— Кому, как не балерине, нужны исключительные природные данные, правда? — спросил он, обращаясь к залу так, будто беседовал с одним человеком. — В наш город приезжала на гастроли московская балетная труппа. Балерины так порхали, что нам казалось, будто им это ничего не стоит. А вот недавно я прочитал, что во время репетиций с балерины пот в семь ручьев! И это — каждый день…

— Я летчик — о летчиках и говорил! — громко, с раздражением выкрикнул Пономарев. — А ты? — Ища сочувствия, Валентин обернулся к залу, но никто его не поддержал, и он раздраженно процедил: — Ну, ну! Давай еще про каких-нибудь скоморохов.

Зубарев на мгновение запнулся и, чтобы собраться с духом, покашлял в кулак. Затем с прежней рассудительностью заметил:

— На груди техника нашего звена я вижу орден Красной Звезды и много медалей. Значит, он тоже отличился. И не один раз.

Все, кто был в зале, словно по команде, повернулись в сторону капитана Косы. Майор Филатов захлопал, и его бурно поддержали. Старший лейтенант Пинчук смотрел на Зубарева с одобрительной улыбкой и делал такие знаки, будто посыпал порошком большой палец левой руки.

Поднявшись с места, капитан Коса легким наклоном головы поблагодарил за оказанное ему внимание.

— Семен Петрович, — попросил его замполит, — расскажите молодежи, за что вас наградили.

— Да рассказывать-то особо и нечего, — пожал плечами капитан Коса. — У нас, технарей, подвиг один — работа.

— Я вижу у вас боевую медаль «За отвагу», — с живым интересом произнес Зубарев. — Когда вам ее вручили?

— Добре. Отвечу, — согласился Коса. — Я ее получил под Ленинградом. В дни блокады летчиков еще мало-мальски кормили, им — летать, а у нас паек… ноги еле держали. Пока из землянки до самолета идешь, семь раз остановишься дух перевести. А морозына!.. Страшно вспомнить, какой это был враг для голодных. Так что бомбежки мы вроде и не замечали. Работали. Не упомню случая, чтоб по вине технарей самолет оказался неготовым к вылету… А, да что там, — Семен Петрович вздохнул. — Обо всем не расскажешь…

Скромному фронтовику хлопали долго и благодарно. А я подумал: расстроили ветерана, аж свою украинскую мову позабыл.

А Зубарев заключил:

— Говоря о подвиге, нам не следует забывать о тружениках аэродрома. Самолет — оружие коллективное. На неисправном самолете при всем рвении подвига не совершишь.

Глядя на Зубарева, я никак не мог отделаться от странно навязчивой мысли: кого он мне сейчас напоминает? Он явно кому-то подражал. И вдруг я догадался: да конечно же майору Филатову! Точно так же, как наш комэск, Николай вроде бы не выступал, а размышлял вслух, беседовал с залом. Не знаю, сознательно ли он брал пример с командира или, может, действовал по наитию, но именно это помогло ему овладеть вниманием присутствующих.

— Кинуться в ледяную воду на помощь утопающему — подвиг? Да. А что в основе его? Смелость и благородство? Бесспорно. Но только ли? Не умея плавать, утонешь и сам. А скорее всего, не решишься, останешься на берегу, даже если тебя в этот момент обзовут трусом. Вот ведь как может получиться.

Или взять работу. Человек, к примеру, жизнью не рисковал, просто трудился и получил высокое звание Героя. Значит, он совершил подвиг? Само собой. Так почему же докладчик утверждал, что подвиг — дело случая? Или летная профессия исключает труд? Нет, нам, как никому другому, нужны и боевая выучка, и профессиональное мастерство. А они сами собой не приходят. Их необходимо приобретать в учебе, в тренировочных полетах. Вот и выходит, что подвигу должна предшествовать долгая и настойчивая подготовка.

И последнее. Пономарев в своем докладе то и дело повторял: «Мы — летчики. Мы — летаем. Мы — совершим…» Надеюсь, он не имел в виду меня. Я откровенно и без ложной скромности заявляю, что себя летчиком-реактивщиком пока считать не могу. Думаю, со мной согласятся и мои товарищи-однокашники. Мы пока еще лишь подлетки, вставшие на одно реактивное крыло. Нам еще много надо работать, учиться.

А я, слушая Николая, растерялся. Надо же, слушал Валентина — соглашался с ним. Слушаю Зубарева — готов рукоплескать этому. Так кто же из них прав?

— Мы не просто летчики, — продолжал Зубарев. — Мы — летчики военные. Смысл нашей жизни — в службе. А если мечтать о подвиге, то в этом нам, пожалуй, надо руководствоваться словами Суворова. Может, я приведу их не совсем точно, но суть их такова: возьми себе в пример героя, иди за ним, догони его, обгони его — слава тебе!

Пономарев, облокотившись на спинку переднего кресла, прицелился в Николая снисходительно-ироническим взглядом. Нетрудно было понять, чему он усмехается. Ежедневная физзарядка, обтирания до пояса холодной водой и снегом, упорство в учебе — все это шло у Зубарева от одного желания: приобрести те качества, которых он не имел. Суворов, мол, тоже от природы был слабым, даже болезненным, однако сумел закалить себя для суровой ратной жизни.