Предчувствие смуты

Соломия успокаивала себя тем, что подстрелила не земляка Миколы, а какого-то русского контрактника. Русских контрактников чеченцы в плен не брали, а если и брали, то для показной казни: левой рукой за волосы приподнимали голову, а правой кинжалом, как барану, перехватывали горло. Из горла вместо крика вырывался клекот, и все, кто это видел, потешались до хохота. Если еще были пленные, то давали потренироваться подросткам: им предстояло вырезать русских. Россия велика, и народа много — одной Ичкерии с Россией не справиться. Но Ичкерию, как волшебный сосуд, наполняли деньгами. Ведь враги России — друзья Ичкерии. Такие друзья — только покажи им денежку, — приползут, приедут, прилетят. На то они и волонтеры. Не меньше мужчин деньги любят женщины-охотники.

Соломии предстояло охотиться и теперь. Кто на этот раз окажется ее добычей, она не задумывалась. Она убивала живых, а живые в условиях рынка оценивались по-разному.

Выходя из землянки своего полевого командира, Соломия спросила, когда ей доставят настоящую снайперскую винтовку, желательно ту, которой она работала в прошлый раз.

Здесь лучше, чем где-либо, понимают: потерянные дни — потерянные доллары.

— Мы получили новый автомат. С оптическим прицелом, — похвалился полевой командир Надир Абдурханов, в распоряжение которого прибыла Соломия.

— Ну и как?

— Американцы его высоко оценили. Как и автомат Никонова. О таком оружии ты что-либо слышала?

— А как же, — усмехнулась Соломия. — На Украине он уже в продаже.

— Открыто?

— На черном рынке.

— Может, и в руках держала?

— Даже пристреливала. Бьет кучно, но не прицельно. Для снайперской работы не годится.

— Тогда вернемся к автомату Калашникова. На склад тебя отведет твой телохранитель Юша Окуев. Ты с ним уже успела познакомиться.

Юша привел ее в глубокую расщелину, заваленную глыбами скальной породы. Здесь был склад вооружения. Склад размещался не в землянке, а в норе, прорытой под скалой. Даже стоя поблизости, не догадаешься, что под грудой камней оборудовано помещение, напоминающее собой каземат. Щели тщательно зацементированы, как будто здесь трудились метростроевцы.

На самом деле, как потом оказалось, складское помещение готовили русские пленные, в прошлом строители подземных коммуникаций. Кормили их, как в немецком концлагере, раз в сутки — одна лепешка на двоих и котелок воды. Только выносливый человек мог выжить, но пленным долго жить не давали.

Когда склад был оборудован, обессиленные строители были вытолканы на поверхность, и там их, крайне истощенных, традиционно резали, как баранов, — кинжалом по горлу. Обезглавленные тела бросали в ущелье на съедение шакалам.

Из ближайшего аула приходили старики, просили командира продать им пленных, объясняли: все способные носить оружие уже воюют, в хозяйстве не хватает рабочих рук. Командиры, чтившие стариков, ссылались на распоряжение Масхадова: пленных, работавших на секретных объектах, лишать жизни сразу же по завершении строительства.

О том, кто и как строил секретные склады вооружения, Соломия не знала, но уже была носительницей тайны. В случае особых обстоятельств и на нее распространялся приказ Масхадова: носителей тайны за ненадобностью ликвидировали.

При Соломии вскрыли ящик с оружием. Автоматы Калашникова с удлиненными стволами были в заводской упаковке. Она обратила внимание, что упаковка свежая, ящики паковали недели две назад. Единственно, чего на упаковке не было, так это заводского клейма.

И Соломия предположила, что оружие прямо из заводского цеха покупали или воровали по-крупному — целыми партиями.

От своего наставника, Варнавы Генриховича, она слышала: «Русский за бутылку водки продаст даже атомную бомбу». Пока же она видела только тайно купленное или ворованное стрелковое оружие.

Выбирать было из чего. Взяла наугад.

Юша Окуев с завидной ловкостью принялся удалять с автоматов заводскую смазку.

В данный момент Соломию интересовали только канал ствола и оптический прицел. Вся оптика была просветленной. Русские понимали толк в оружии. Не случайно весь земной шар заполонили не американские М-16, а изделия русского оружейника Михаила Калашникова. К концу двадцатого века таких изделий уже насчитывалось более семидесяти миллионов.

Эту цифру Соломия услышала из уст Варнавы Генриховича. Тот всячески расхваливал русскую трехлинейку с традиционным унитарным патроном. В тире Гуменюка она убедилась в справедливости слов своего наставника.

Уже при первой беседе от него услышала:

— Для ведения огня по живой мишени применяй двенадцатиграммовую пулю с желтым наконечником…

Говорилось и потом много полезного. Но эту рекомендацию она запомнила сразу же, как в школе запомнила, что дважды два — четыре…

— У вас трехлинейки имеются? — спросила она пожилого кладовщика, скрипевшего железным протезом.

— Бери что дают, — ответил тот презрительно. Своим внешним видом — клочковатой бородой и сверкающим взглядом — он был похож на книжного Карабаса-Барабаса. — Ты, женщина, не представляешь, как нам тяжело достается оружие. Слава Аллаху, что у нас есть братья в самой Москве.