Предчувствия ее не обманули

Валеры дома не оказалось. Лаврушин-старший, выйдя к нам, сообщил, что сын уехал в город за соседкой, та хотела с утра сходить на кладбище, а потом вернуться в деревню.

Пока мы разговаривали с Лаврушиным, показалась машина Валеры. Он затормозил возле дома тети Мани и помог ей выйти из салона. Мне показалось, что с последней нашей встречи она постарела еще больше.

– Спасибо тебе, Валера, – сказала она.

– Что вы, тетя Маня, – грустно улыбнулся тот. Тут она заметила нас.

– Здравствуйте. В гости пришли? Может, и ко мне зайдете? Чаю бы выпили.

Валера мельком взглянул на нас, и в этом взгляде, как ни странно, читалось недовольство. Наверное, по этой причине я и решила предложение принять.

Поддерживая тетю Маню с двух сторон, мы поднялись на крыльцо. Валера перегнал машину к своей калитке и направился к себе, помахав нам рукой. Оказавшись на кухне, тетя Маня, присев возле окна, кивнула на плиту и сказала:

– Чайник там. Поставьте на огонь, если не трудно. Ноги меня что-то не держат.

Она тяжело оперлась на локоть, глядя куда-то поверх моего плеча. Женька поставила на плиту чайник, потом собрала на стол. Тетя Маня выглядела совершенно безучастной, нас она позвала только для того, чтобы не оставаться одной. Наверное, если бы нас не оказалось поблизости, она попросила бы побыть с ней Валеру или кого-то из соседей. Мы сидели за столом, не глядя друг на друга, я малодушно ждала момента, когда можно будет проститься и уйти. Помочь тете Мане в ее горе мы не могли.

– Они мне часы показали, – вдруг произнесла она. – Вроде Володины часы. Только я уж не помню, такие точно или нет. Убили его, – шепотом произнесла она. – Сказали, экспертизу проведут, будут точно знать, он это или нет. А я и так знаю: он. Я сердцем чувствую. Убили моих деточек. И Вову, и Ирочку. Никого у меня не осталось. Вот так. – Она вздохнула и стала пить чай с какой-то рвущей душу покорностью, будто с этого момента уже ничего в ее жизни значения не имеет. Женька гладила ее плечо и плакала, а у тети Мани слез не было. Я пожалела, что пришла сюда. Ничем мы ей не поможем.

– Вот они говорят, что Ирина ночью возле вашего дома была, когда парня-то убили. Я с ними не спорю, куда мне спорить, они все грамотные. Только никуда Ира не уходила. Она на кровати спала, за перегородкой, а я на диване в передней. Я утром рано встаю, вот и сплю в передней, чтоб не будить ее. Не могла она мимо меня пройти, чтоб я не услышала. Никак не могла. Сплю я чутко. Она еще с детства, когда гулять уходила, спать ложилась в терраске или в кухне на печке, если зимой. Чтоб меня не беспокоить. Собралась бы в ту ночь куда идти, в терраске бы и легла, а не в доме…

– В милиции вам крестик показывали? – откашлявшись, спросила я.

– Крестик? Да, показывали. Ирин крестик, но она о том промолчала.

– Что? – не поняла я. – Когда промолчала?

– Как парня-то убили, следователи к нам пришли. Про парня у нее спрашивали. Потом по деревне слух пошел, что они крестик нашли. Мне соседка сказала, камушки на нем, я и подумала: Ирин крестик. А она мне: нет, не мой. Вижу, что врет, но встревать не стала. А она в город засобиралась, как узнала, что следователи в деревне да про крест спрашивают. Утром ее Валера и увез. Вот так. Боялась моя девочка, очень боялась этого душегуба, и не зря, погубил он ее.

– Вы Епифанова имеете в виду?

– Кого же еще?

– Но… говорят, у него есть алиби…

– Конечно, есть. У него деньжищ… всех купит. А Ирочки моей не вернешь.

– Подождите, – нахмурившись, заговорила Женька. – Если Ирина в ночь убийства была дома, то как ее крестик оказался на месте преступления? Получается, она его уронила утром, когда труп обнаружили. И его при повторном осмотре нашли милицейские. Значит, крестик вовсе не доказательство того, что Ирина свидетель убийства, совсем наоборот…

– Крестик она Валере отдала, – со вздохом сообщила старушка. – Поссорились они. Она в горячке цепочку сорвала с шеи и ему в руку сунула. Они в саду были, а я в кухне, окно открытое, я все видела и слышала. Хотела отругать ее, но потом подумала, может, и правильно. Чего парня-то мучить?

– Кого мучить? – растерялась Женька.

– Валеру. Он ведь любил ее. А она… молодая, глупая… чего-то все недовольная была, то ей не так, и это не эдак… Поссорились они. Но когда у него девушка появилась в Москве, Ира очень переживала. Он вроде уже жениться собрался, сюда приехал родителям сказать, а Ира… Женитьба его расстроилась, но Ирина в Москву к нему не поехала и Витьку своего не бросила. Не знаю, что у нее на душе было. Должно быть, она не только боялась, привыкла к душегубу этому.

– Вы помните, когда Ира вернула Валере крестик? – осторожно спросила я.

– Вечером, в среду. Она в магазин ходила, потом, смотрю, стоит в саду, и Валера тут же. Из их сада к нам пройти можно, калитка есть, колодец на двоих копали, хоть он у них в саду, вот и сделали калитку. Валера Ирочку спрашивал о чем-то, и она на него накричала. Не лезь в мою жизнь, говорит. Он-то спокойно с ней разговаривал, а она словно в беспамятстве кричала. Тогда крест сорвала и сунула ему в руку.