Предел

Но по сути дела, каждый человек в определенной степени – более или менее – ленив, так же как каждый бывает лучше или хуже, глупее или умнее других; это его естественное человеческое состояние, свидетельствующее о его принадлежности к роду людскому. Можно даже – как хотят некоторые – приписать лени творческую роль в формировании человеческой цивилизации. Ибо, говорят они, если б не лень наших предков, стремившихся достичь того же результата меньшими усилиями, сегодня у нас не было б даже простых машин.

В долгой истории человечества можно отыскать упоминания об экспериментах различных реформаторов, направленных на то, чтобы обеспечить людям работу, минуя оплату. Однако такие опыты в принципе оканчивались плачевно, причем обычно становилось ясно, что работающий человек не считает достаточным вознаграждением то, что использует для простого воспроизводства собственных физических сил, расходует на жилище, одежду и другие потребности своего «единоличного предприятия».

Зато обратный эксперимент не ведет к катастрофе: обеспечив человеку только лишь оплату, мы видим, что работу он находит себе сам в соответствующей области и соответственно степени собственной лености. При этом активность, как правило, оказывается пропорциональна умственному уровню индивидуума. В крайнем проявлении – человекообразная обезьяна, которую кормят досыта, не проявит никаких склонностей к организации себе какого-либо занятия, давая выход своей энергии в делах, ничего общего с трудом не имеющих.

Следует заметить, что история продемонстрировала также легковесность другой точки зрения, имеющей корни в древности и гласящей, что народ требует якобы только хлеба и зрелищ. Самые различные правители и владыки более поздних времен имели возможность не раз убедиться, что, получив хлеб, народ неизбежно тут же начинает требовать масла и колбасы, бойкотируя самые увлекательные зрелища.

Система, царившая в обществе Арголанда, не противоречила естественным законам: работой занимались самые разумные – по необходимости либо по выбору действуя в легальных и нелегальных отраслях общественной и хозяйственной жизни – и в принципе не чувствовали себя обойденными; люди с более низким уровнем интеллекта, живущие на дотации, также отнюдь не домогались возможности отрабатывать получаемые блага. Одним словом, система выглядела вполне стабильной и в меру справедливой.

Так, по крайней мере, оценивал ситуацию Снеер, стоявший несколько в стороне от основного течения жизни подавляющего большинства арголандцев. До сегодняшнего несчастливого дня, обычно располагая крупной суммой пунктов на Ключе, он нечасто вдавался в рассуждения, касающиеся оценки действительности, позволяющей ему вполне сносно существовать в среде хорошо знакомых явлений и процессов.

Подумав, Снеер счел случайным свое теперешнее положение и решил, что из него надо с большими или меньшими потерями, но выбираться. Это еще не катастрофа. В конце концов и у других тоже время от времени пропадают Ключи.

Хуже было с ближайшим будущим. Снеер сразу вычеркнул Прона из перечня людей, у которых можно было бы поискать крыши на сегодняшнюю ночь. Если даже полиция его до сих пор не задержала, что вполне вероятно, он, несомненно, постарался бесследно исчезнуть, во всяком случае на какое-то время.

Однако оказавшись перед отелем «Космос», Снеер все же вошел в вестибюль и на всякий случай проверил список гостей. Да. Кабина Прона все еще была зарезервирована и оплачена, но в данный момент пустовала. По крайней мере так сообщал информационный монитор гостиничного компьютера.

Комната Снеера тоже была оплачена на очередные трое суток, что в теперешней ситуации выглядело как насмешка. Вдобавок ко всему из гостиничного ресторана долетали звуки музыки и запахи горячих блюд.

Снеер присел на диванчике в вестибюле и лакомо поглядывал на стеклянные двери, за которыми веселящиеся мужчины ели и пили под аккомпанемент радостного щебетанья женщин, основную часть которых составляли здешние «дамочки». Снеер видывал их тут каждую ночь. У некоторых, тех, что преуспевали лучше других, в отеле были постоянные кабины, другие приходили из города.

«Еще одна профессия, при которой высокий разряд только мешает, – подумал он, рассматривая танцующих на паркете. – Ведь трудно работать и день и ночь; к тому же избыток интеллекта тоже, вероятно, не к месту в данной профессии. Мужчины предпочитают брать умом даже в постели».

Мысль о постели вызвала у него вполне определенные ассоциации, тепло гостиничного вестибюля мягко охватило его. Откинув голову на спинку диванчика, он прикрыл глаза.

– Одинокий? – вдруг услышал он глуховатый голос за спиной, одновременно чувствуя на плече чью-то легкую руку.

Осторожно обернулся. За спинкой диванчика стояла девушка. Немного наклонившись, в легком платьице, застегнутом почти до шеи, она не походила на ночную «приживалку» гостиничного кабака. Однако ему показалось, что он ее уже где-то видел: эти большие голубые глаза, светлое лицо, обрамленное золотистыми, довольно коротко подстриженными вьющимися волосами.