Предел

«Что делать дальше? – размышлял он, зная, что даже если снова окажется в агломерации, то не сумеет включиться в тамошнюю смешную игру – игру в общественную жизнь. – Неужто действительно нет никакого выхода, спасения для нашего несчастного мира?»

Он знал, что нет… Не мог отыскать ни единой бреши, щели, позволяющей усомниться в очевидности выводов Раскалли, а однако мысль все время возвращалась к этому. Неужели и вправду люди не упустили какого-нибудь шанса, какого-нибудь способа?

Он вдруг сообразил, что опять исполняется предсказание Алисы: вот она, та минута, неизбежность которой была предсказана в приоткрытом ему будущем.

«Ты узнаешь правду, – фразы приходили из глубины памяти, словно были эхом только что произнесенных Алисой слов. – А когда увидишь, что для мира нет спасения, когда не будешь знать, что делать, когда поймешь, что во всей вселенной нет существа, способного тебе помочь…»

– Во всей вселенной? – повторил он громко.

Во всей огромной вселенной не нашлось бы… еще большей… или хотя бы равной Силы?

«Никогда не забывай об Алисе», – опять эти слова, настойчиво проникающие в сознание. Тогда, в отеле, засыпая от усталости, он регистрировал их почти бессознательно. Спустя минуту уже спал мертвецким сном. Что он тогда видел во сне? Не помнил, но зная, что должен был видеть какой-то необычный сон. Сейчас он знал это наверняка…

Картины того сна вдруг накатились волной. Не только картины… Мелодия и слова должны были быть элементом, сопровождающим сонные видения. Откуда он знал эту мелодию? Потому что слова… да, это были слова песенки, которую пел голос Дони Белл… Текст, прочтенный два дня назад, возвращался из подсознания…

…со звезд на мир сошла беда,
Но звезды и надежду шлют…
Взгляни на звезды иногда…
Там твой покой, там твой приют.

Да! Это как раз и был тот пропущенный вариант, тот единственный шанс, которого засидевшиеся в своих удобных креслах наднулевики не смогли – либо, возможно, не хотели – заметить или предвидеть. Теперь он показался Снееру столь очевидным, что его просто невозможно было не увидеть.

А она, Алиса, была свидетельством реальности этого шанса. Она была здесь затем, чтобы он знал… и действовал!

Но какая роль была ему предназначена?

Защелка браслета вдруг отстегнулась, одна из частей замка отделилась от тороидальной половинки медного обруча, открыв внутреннюю полость. Оттуда выпал маленький овальный предмет, напоминающий желатиновую капсулку с каким-то лекарством. Он взял ее пальцами. Она была прозрачной, внутри переливалась капля голубоватой жидкости. На поверхности капсулки виднелись малюсенькие буковки:

«Выпей меня», – прочел Снеер.

Из глубины прошлого всплыли фразы, которые читал голос матери:

– «Если б я только знала, с чего начать…» Видишь ли, в тот день столько было всяких удивительных происшествий, что ничто не казалось ей теперь совсем невозможным»[11].

…Он стоял вместе с Алисой перед маленькими дверцами, за которыми раскинулась манящая бездна звездного неба. На губах еще таяли остатки желатиновой капсулки.

– Это проход в иной Мир, куда не доходит их мощь. Я обещала тебе помочь, и вот я здесь. Идем со мной.

– А они? – Он показал рукой за спину.

– Их мы тоже заберем через это отверстие, соединяющее две вселенные.

– Как?

– Защелкни браслет, возьмись рукой за что-нибудь, сожми сильнее и тяни за собой эту несчастную, измученную планету. Для того я и дала силу твоей руке.

Он взглянул на светлое лицо Алисы, пребывая в радостном предчувствии озарения и понимания, на границе сна и яви, не зная уже, где тут явь, а где сон, но уверенный, что только со смертью последнего из людей умирает надежда.

Варшава – Чикаго – Закопане – Рацибор.

Июль 1979 – август 1980.

Цилиндр ван Троффа

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Упреждая возможные пересуды и упреки, хочу сразу же осветить причины и цели представления данной работы широкому кругу читателей. Исходный материал, приводимый полностью – результат труда моего исчезнувшего приятеля и друга Акка Нуми. И все же, это материал вторичный, я стал обладателем стопки тетрадей, как мне кажется, черновиков одной из работ моего товарища. Это перевод манускрипта, назовем его «зеленой тетрадью», а также выводы, пояснения и замечания, сделанные Акком. Понятно, что подобный черновик, даже принадлежащий руке Акка, не может претендовать на звание «исторического исследования» того времени, которому принадлежит оригинальный текст, переведенный и интерпретированный моим другом. Я не стремился создать научный труд. Работу такого рода, насколько я знаю, по «зеленой тетради» вел Акк Нуми. И все же, из-за отсутствия каких-либо материалов, в том числе и самой «зеленой тетради» (все исчезло вместе с Акком), на сегодняшний день черновик остается единственным источником информации.