Предел

Визит в приморский город был одновременно и удачным, и нет. Их встретили на удивление дружелюбно. Накормили в кафе на берегу – салаты из водорослей и криля, отварная рыба (Адиан поморщилась, но съела все, Ян тоже не отказался), свежая трава. Собралось человек пятьдесят местных, расспрашивали о новостях, сочувствовали, предлагали остаться. Это были грубоватые немногословные люди, привыкшие жить у моря и бороться с ним. Многие даже любили плавать, что для народа Соргоса было редкостью. Ян почувствовал, что они ему нравятся куда больше горожан из центральных районов страны.

Вот только детей в Комсе не было.

Они пришли сюда с другими беженцами, капитан с военной базы не соврал. Провели здесь сутки. И уплыли на север, вместе с большой группой молодежи, как местной, так и беженцами. Полный баркас переселенцев, решивших обосноваться в глуши и начать строить новую жизнь.

Рыж и Лана не стали их дожидаться.

Дети вышли из старой семьи и вошли в новую.

Разумнее для Яна и Адиан было бы остаться в городе, отдохнуть. Возможно, поискать пути, чтобы отправиться на север за детьми. Но в них будто что-то надломилось. Они ушли обратно к чужакам.

На Соргосе, в отличие от множества других миров (о чем, конечно, Ян и Адиан не подозревали), семейные отношения не строились на кровном родстве. Может быть, это было следствием происхождения их вида. Когда-то давно, стадами пасущиеся в степях и постоянно подвергавшиеся набегам хищников, еще не прямоходящие, они заботились о детенышах все вместе, любая самка могла покормить любого сосунка, осиротевший детеныш легко прибивался к первой же самке, которая согласна была за ним присматривать. Семья была сообществом единомышленников, не обязательно связанных родством или сексом.

С тех пор многое изменилось. Некоторые семьи ценили своих потомков более, некоторые менее. По крайней мере, отпрысков не забывали, поддерживали приятельские связи и после ухода.

Но все же семья не имела той обусловленной биологией прочности, как у людей, кис или «детей солнца».

Бредя по ночной степи рядом с Адиан, Ян поймал себя на мысли, что был бы рад появлению хищников. У него был автомат (местные косились на оружие, но ничего не сказали), и он был уверен, что не запаникует. Это было странное чувство, и пытаясь его проанализировать, он пришел к мнению, что просто хочет выместить свою печаль на ком-нибудь враждебном.

Неприятное ощущение. Он помнил свою ярость, когда пришли мародеры и он убил вожака. Он помнил, как стрелял в детей (пусть и не зная, что это дети), когда сожгли их дом. Но в тех случаях ярость была оправдана. Он защищал себя и свою семью.

А сейчас желание убивать было раздражающе бесцельным, бессмысленным. Словно в чужой смерти можно было утолить свои печали.

«Где грань? – подумал Ян. – Агрессия – неизбежное свойство живого существа, тем более – разумного. Любой человек отстаивает свои интересы, защищает своих близких, себя, свой дом. Если бы я ненавидел рыжих, это было бы понятно. Но к ним, вот же странно, ненависти нет. Они стали такими же жертвами, как и мы. Если бы я возненавидел Рыжа, которого мы приняли к себе с подругой, впустили в семью, а он нас предал, если бы я пожелал подросткам зла – в этом тоже был бы смысл. Но сейчас я хочу выплеснуть в агрессию… что именно? Свое уязвленное самолюбие? Мы так их полюбили, мы старались им помочь, а они ушли, не обернувшись? Да, наверное. Именно удар по самолюбию принес боль, боль превратилась в ярость. Но почему она обращена на мелких гадких плотоядных зверей, которые были нашими врагами в далеком прошлом, но сейчас-то не слишком опасны? Я ведь готов выплеснуть свою ненависть на них. Я хочу просто палить в темноту и орать как сумасшедший. Да я… я ведь сейчас могу сорваться на Адиан! Меня раздражает то, как она идет, раздражает, что она молчит…»

Сам того не зная, Ян сейчас размышлял о том же, что изучали земные психологи в двадцатом веке, когда, пережив две мировые войны, человечество замерло в ужасе. Наверное, Конрад Лоренц мог бы объяснить ему, что агрессия спонтанна и не обязательно должна иметь внешнюю причину, что она легко адресуется как раз тому, кто тебе дорог или тому, кто вообще ни в чем не виноват. И что чем сильнее и опаснее от природы тот или иной биологический вид, тем сильнее его сдерживающие факторы, запрещающие проявлять агрессию к себе подобным.

Наверное, это бы напугало Яна еще больше, поскольку в небогатой биосфере Соргоса его вид был, бесспорно, одним из самых слабых – до того момента, как встал на задние ноги, а в передние взял оружие.

– Хочешь покричать? – вдруг спросила Адиан. – Ударить… кого-нибудь?

Ян сбился с шага. Честно сказал:

– Да.

– По себе чувствую, – Адиан повернулась к нему, ее голос стал мягче. – С этим надо бороться.

– Как… – Ян запнулся, увидев, что она расстегивает одежду.

Они занимались сексом яростно, быстро, словно дрались – и без единого слова. И лишь когда оделись и привели себя в порядок, Ян увидел, как поодаль в темноте поблескивает несколько пар глаз. Хищники следили за ними, боясь приблизиться.

– Бу! – сказал Ян и хлопнул в ладоши.