Предел бесконечности

Молодняк, который нынче земное чрево покинул, память впитывает жадно, что воду. Уж не раз меня просили не таить, поведать о злой беде, о том, как одолели ее, устояли. Никто другой рассказывать не берется. Сок в ветках стынет, когда вспоминают. Я б тоже, верно, спрятал былое в самой сердцевине корней, да тревожатся молодые. Чуют боль, а причину уразуметь не могут. Особливо те, кого люди недавно в нашу землю поселили. Как раз на аллее, где юные клены погибли. И я решил - открою сокровенное, пусть знают и не страшатся.

Ранняя выдалась тогда весна. Проснулись мы после зимних холодов и себе не поверили. Шутка ли - середина апреля, а тепло, хоть цветом цвети. Солнце нас ласкало, будто перед летним яром. Вода - вот она, рядышком, и сок в ветвях струился сам собой. Дубок шутил: житуха как в кадке у человека-девочки никаких забот, никаких усилий. Липа не замедлил свое слово сказать: "Эх ты, желудь! Пока половодье идет, земля тебе воду щедро предлагает. Погоди, наступит июль, будешь ты капельки вытягивать и за каждую благодарить".

Мы принялись почки напитывать. Каждый норовил перещеголять других и первым листья развернуть. Я осторожничал. Хотя что греха таить, угнаться за молодежью нелегко. Пока каждую веточку соком порадуешь, пока засохшие посчитаешь, глядь - весь сквер в зелени стоит. Зато Липа старался без устали. Молод он был. Кора загрубеть не успела еще, а крона раскинулась на диво густая да статная. Листья свежие, росой умытые, благоухали по утрам, и люди случалось останавливались, любовались красавцем.

Сварливая Сирень долго отмалчивалась в углу у ограды, и вдруг выпустила шапку бутонов. То-то мы удивились. Сирень, она милая, теплом добрая. Да только люди ветки ее ломают. Нравится им ее ароматные кисти. Не понимают - не живет оторванный цветок, гибнет. Вот и ворчит старая подруга, жалуется.

Дубок отворял почки медленно, как я его учил. Он вроде бы стеснялся своих кудрявых листьев. Я уж было хотел вразумить малыша, но пришла человек-девочка - она частенько навещала выкормыша - и принялась говорить. Мне показалась, беспокоится она: тепло ее нежное трепетало. И я сказал Дубку: человек тебя любит, волнуется, что листочки твои кажутся меньше других. Наш юный друг насупился. До полудня оленьим мхом молчал. А как дневная жара миновала, предстал перед нами весь в зеленом кружеве, веточки расправил, за солнцем потянулся.

Клены издали поглядывали да завидовали. На годок младше их Дубок, а уже соперник. Им-то в красе первыми хотелось быть. Не зря ж по осени люди их листья в букеты собирают. Да того мало - им бы круглый год великолепием своим тешиться.

В садах у людей яблони и вишни цвет стали набирать. С утра до ночи трудились, спешили. Сирень на них из-за изгороди косилась и ворчала: кто ж в начале мая завязь вскармливает - ну как черемуха о холодах возвестит. А человек-старая-женщина радовалась. Смотрела на юный цвет и таким теплом исходила, что я даже взгрустнул: не в саду расту и нет у меня хозяйки. Нашел бы чем одарить за доброту да любовь.

Двенадцать солнечных восходов мы в весенних ветрах купались. Зима забылась, лето, казалось, на пороге стоит. И вдруг заползла в наши края тревожная весть: холод приближается. Липа отмахнулся - мол, попусту балаболят лесные Елки. А меня тревога взяла. С чего это наши собратья в лесу забеспокоились и травяным корням о морозе наговорили? Им ли печалиться - стоят себе зимой зеленые под снегом, дремлют, лишь маковками покачивают. Решил я расспросить Лесовиков. Трава мои слова понесла, а сама корешки взялась убаюкивать - поверила сплетням.

Жил в лесу один мой знакомый. Родственник, вернее сказать. Частенько мы переговаривались - благо лес недалече от человеческого поселка стоял. Вот Береза и откликнулся, поведал: пришла злая весть из северных лесов. Мороз на нас надвигается лютый, непомерный по маю мороз. Лишь два дряхлых лесных старца нечто подобное помнили. Страшная это напасть - говорили они, - засыпать надобно, как на зиму засыпаем, иначе не выжить ни поросли, ни молодняку; и матерым не сдобровать: ветвям да кроне худо придется.

Знал я, не будет Лесная Береза пустое болтать. Передал его слова соседям. Заспорили собратья. Одни кричали: эка невидаль - майские холода, не саженцы мы одногодки, нас не напугаешь. Елки возле дома, куда человеческий молодняк каждый утро толпой валит, им вторили - какие там холода, глупости! Другие призадумались. Липа принялся Дубок учить, как сок останавливать, а Сирень подобралась вся, и Яблоням нагоняй - вот, говорили вам! Те, беззаботные, не уразумели и знай свое - цветут. Клены меня на смех подняли. "Никак испугался, дядя Береза! Тебе бы в печке погреться! Огонь, что солнышко, славно от мороза бережет!"

Я обиделся. Испокон не принято у нас про печку шутить, то всякому дереву с малолетства ведомо. Огонь солнцу сродни, уважать его надобно, да остерегаться. Жадный он: дашь лист сухой - ветку отнимет, а коли ветка в его пасть попала, так жди конца. Уж лучше тело свое людям отдать, чтобы жилище строили.