Если Казахстан не торопится, значит, он не может позволить ни Медведеву, ни Путину продемонстрировать зажигательный успех в деле интеграции. Но, в силу сказанного о них выше, больше всего от этого будет страдать репутация Путина. Тем более что он в своей предвыборной программе, заявленной в нескольких статьях, сделал особый акцент именно на этом. А Медведев как председатель правительства, заинтересованный в том, чтобы формировать собственную политическую судьбу, будет всячески демонстрировать, что на горизонтальном уровне интеграция с Казахстаном тормозится по таким-то причинам. Соответственно можно прогнозировать, что правительство Медведева не так чтобы очень ярко и жестко, но совершенно однозначно превратится в критика экономической интеграции в том виде, как её исполняет Казахстан. Ему придётся — естественно, не на уровне Медведева, а на уровне каких-то экспертов, ответственных лиц в правительстве — демонстрировать, что Казахстан плохо справляется с экономической интеграцией.
Во-первых, период президентства Медведева должен был в достаточной степени дезавуировать этот взгляд, поскольку основные интеграционные решения последнего времени были приняты при нём, хотя он в силу объективных причин не может похвастать особыми отношениями с президентом Н. Назарбаевым: они люди разных поколений. Поэтому я думаю, что всё-таки межгосударственные системные отношения имеют какую-то свою судьбу, отдельную от династической дипломатии.
Во-вторых. Граждане бывшего СССР тоже думали, что где-нибудь во Франции или в Великобритании точно так же всё зависит от де Голля или Тэтчер, как в Советском Союзе от Сталина или Брежнева. Но прошло какое-то время, и выяснилось, что, оказывается, «есть жизнь на Марсе». Жизнь сложнее, чем собственный исторический опыт. То есть эксперты в данном случае говорят о своём личном политическом опыте внутри Казахстана. У нас степень привязки всей политической жизни к первому лицу не столь абсолютна, как в Казахстане. Что касается межгосударственных отношений, то я впервые только здесь, на пограничном контроле, столкнулся с практикой облегчённого, или специального, окна для граждан стран — участниц ТС. В Москве этого нет. Значит, Таможенный союз, по крайней мере для пограничного начальства, тоже в некотором роде реальность, независимая от династической дипломатии.
Мне было бы интересно спросить у тех, кто исповедует такую точку зрения, от какого года они считают — от 1913-го или 1991-го?
В 1991 году России вообще не было. А когда она появилась в августе того года, то она лежала ниже уровня плинтуса и в таком положении находилась лет десять. А когда начала немножко приходить в себя и превращаться в государство, то есть к 2001 году, к этому моменту миллионы русских людей ушли из Средней Азии. Уже не было реального присутствия. То есть в том состоянии, в каком достались современной России отношения со Средней Азией и Казахстаном, она является скорее жертвой, чем автором. Она не была активным игроком ухода. Уходило историческое присутствие Советского Союза, или ещё раньше — Российской империи. Россия как обрубок исторической России не имела свободы выбора — уходить или не уходить. Как обрубили, как обрезали её, так в этом «четвертованном» состоянии она и пришла в себя на операционном столе.