Предел напряжения

- Хотите знать, в чем дело? Ну-ка, подвиньтесь поближе, - лысая голова Хьюисона механически ткнулась в экран и тут же в недоумении отпрянула.

- Я держу у себя в доме жирафа с Венеры, - сказал Макс, а разрешения на это у меня нет.

У Хьюисона было явно рассерженное лицо, но Макс выключил экран, и оно исчезло. Взяв письмо. Лаберро, Макс перечитал последние строки: "Кстати, я вновь обратился к Свифту. Удивительный писатель. Макс. Как он знал людей!".

Представитель "Атомикса" пришел один. Он был в зеленой полицейской форме со значком в виде горящего пламени на лацкане пиджака. Молодой, не более двадцати шестидвадцати семи лет, светловолосый, с несколько застенчивым выражением лица, он тем не менее производил впечатление спокойного и уверенного в себе человека. В гостиной, где они расположились, чиновник с небрежной откровенностью включил свой карманный звукоотражатель.

- Надеюсь, - сказал он, - нам не придется слишком утруждать вас, директор Ларкин.

- Я не люблю титулов, - отозвался Макс. - Называйте меня Ларкин или, если. угодно, просто Макс.

- Моя фамилия Менигстайн. Что же касается дела, по которому я пришел, то не могу сказать, что это незначительный вопрос, увы - нет, хотя вас он касается лишь косвенно. Нам необходимы сведения об одном человеке, и мы полагаем, что вы в состоянии нам их дать.

- О Лаберро? - спросил Макс.

- Вам что-нибудь известно? - Тотчас откликнулся Менигстайн.

- Ничего, - покачал головой Макс. - И пока я не догадываюсь, в чем дело. Но вот уже несколько лет мы с Лаберро состоим в переписке, а больше ни с кем из "Атомикса" я не знаком, - он помолчал. - Странно. почему вы предварительно не проверили все эти факты.

- Нам всегда приписывают значительно большую тщательность при проверках, чем это есть на самом деле, - пожаловался Менингстайн. - Вы, наверное, знаете, какими средствами мы располагаем. Будь у нас достаточный штат для сбора тех сведений, которые, как. думают, к нам поступают, я, наверное, не сидел бы в эту минуту у вас. Да, дело касается Лаберро. Что вы можете мне о нем рассказать? ,

- Как я уже упомянул, - начал Макс, - мы несколько лет состоим в переписке. То есть пишем друг другу письма, а не ограничиваемся телеграммами, как это нынче принято. Вы, вероятно, уже успели прочесть некоторые из них, а значит, вам известен характер нашей переписки. Мы оба историки-любители, мы... изучаем события. События, касающиеся человечества.

- Что вы можете сказать о характере Лаберро? - Терпеливо продолжал выспрашивать чиновник из "Атомикса". Его цепкий взгляд скользил по комнате. Нас интересуют не какие-либо особые его качества, а лишь образ мышления.

- Образ мышления? Он, пожалуй идеалист. Идеалист в моем понимании - тот, кто не только придерживается высокого мнения о себе, но и полагает, что весь мир должен быть с ним солидарен. А так как обычно люди не оправдывают возложенных на них надежд, то его можно назвать разочарованным идеалистом, Макс в упор взглянул на Менигстайна. - Я говорю сейчас о моем старом друге. Но. как видите, я отношусь с полным уважением к вашей деятельности.

- По правде говоря, - спокойно отозвался Менигстайн, - я сам знаю Мэтью вот уже несколько лет. Потому мне и поручили это дело. Не думайте, что оно мне по душе, но все это очень важно.

- Понятно, - Макс нажал кнопку звонка в ручке своего кресла. - Надо думать, важно, если нам угрожают атомным взрывом, способным уничтожить всю планету.

Менигстайн, никак не проявив удивления, только поудобнее устроился в кресле.

- К чему дурачить Службу безопасности. Макс? - спросил он. - Вы могли бы сразу рассказать мне все, что вам известно.

- Теперь, - ответил Макс, - я, кажется, догадался. Он взял со стола журнал и, открыв его на той странице, где начиналась статья Мэтью, подал Менигстайну. - Сложите два и два, и вы получите четыре. Это не истина, это тавтология.

Вошел Джузеппе с подносом, на котором стояли низкие бокалы, наполненные "Lacrimae Christi di Orvieto" 61-го года. Менигстайн быстро, но внимательно читал статью из "Искателя". Не отрываясь от текста, он взял поставленный рядом бокал и поднес к губам, но, вдохнув букет, помедлил и с улыбкой взглянул на Макса.

- У вас, говорят, недурной винный погреб, - он пристально рассматривал свой бокал. - Когда пьешь такое вино, грех не выпить за что-нибудь. Например, за будущее человечества?

Макс поднял свой бокал.

- Как ни странно, это то немногое, во что я верю. А пока введите-ка меня в курс дела. Неужто Мэтью действительно может сделать такое?