Предел подчинения

Следующим пунктом моей программы была встреча с моей подругой Леной, назначенная на поздний обед. Мы решили встретиться в ресторане на Малой Морской улице, чтобы выпить поесть роллов и выпить латте. Это пробудило во мне давнее прошлое. Я вспомнила, как мы с Леной впервые попробовали кофе. Нам было около одиннадцати лет, и мы тогда лишь недавно познакомились. Кофе нам обеим казался такой взрослой вещью. Мы не были уверены, позволят ли мои родители нам что-нибудь приготовить, поэтому сделали это, пока моя мама спала.

Помню, как искали повсюду на упаковке инструкцию по приготовлению, но её там не оказалось. Пришлось действовать на свой страх и риск. Взяли банку с растворимым кофе, насыпали по чайной ложке в бокалы, залили кипятком до половины. Попробовали и сморщились: фу, какой горький! Добавили сахар, много молока и хихикали, пока пили. Затем моя мама проснулась и первое, что она сказала, войдя на кухню:

— Я чувствую запах кофе. Кто его приготовил?

Нам с Леной ничего не оставалось, как признаться. Ощущали себя, как две малолетние преступницы.

В течение следующего месяца подруга пристрастилась к кофеину.

Мы смеялись над этой историей долгие годы, и в каком-то смысле это было знаком того, что должно было произойти. Мы, как и большинство других подростков, экспериментировали в последующие годы, и вскоре после этого Холли уже не могла обойтись без стимуляторов. Сначала кофе. Потом мы вместе выкурили сигарету. Дальше попробовали алкоголь. Нам просто хотелось экспериментировать, поэтому и делали это, пробуя разное, но никогда не заходя за пределы. Лена оставалась моей лучшей подругой.

Я была рядом, чтобы обнять её в ту ночь, когда она потеряла девственность и оказалась этим сильно расстроена, поскольку всё вышло совсем не романтично и болезненно. Она была рядом, чтобы обнять меня в ту ночь, когда я сама стала женщиной. Тоже, замечу, довольно тривиально и неинтересно, что даже вспомнить нечего.

Мы крепко дружили до тех пор, пока я не поступила Санкт-Петербургский государственный университет, а она не подала документы в Санкт-Петербургский технический колледж управления и коммерции. Вскоре после начала студенческой жизни пристрастия Лены начали брать над ней верх.

— Помнишь, как мы впервые попробовали кофе? — спросила я её, когда Лена зашла в ресторан с опозданием более чем на двадцать минут.

— Конечно, — ответила она, — я всё ещё кладу в него слишком много сахара и молока, как и тогда.

Мы наблюдали за жизнью друг друга. Я старалась не распространяться о том, как чудесно обстоят дела с Климом. Когда мы говорили о ситуации Лены, она была более открыта, чем обычно. Призналась, что по-прежнему употребляет наркотики, но с искренней убеждённостью сообщила, что на самом деле начала искать реабилитационные центры. Ей просто нужно было дождаться подходящего момента. Я слышала это раньше.

Когда мы начали прощаться, возник неизбежный вопрос:

— Итак, подруга, учитывая, что ты теперь богата и живёшь в своей шикарной квартире, не могла бы ты выделить мне немного денег?

— Ты знаешь, почему я не буду этого делать, Лен.

— То есть ты правда собираешься отправить меня туда, где придётся сосать член какому-то идиоту, чтобы я могла поспать на его диване?

— Ты должна была сказать это именно так, не иначе? — разозлилась я.

Лена словно не заметила и продолжила просить. Я же стояла на своём и отказалась давать ей деньги. Более того, уговорила её поехать к нам переночевать. У меня при этом был тайный мотив. Хотелось показать Лене, что можно не существовать, меняя одного партнёра за другим в задрипанных коммуналках на пыльных продавленных диванах, чтобы трахаться за гроши, а потом покупать на них наркотики. Можно жить, во вполне хорошей квартире, но для этого нужно пройти лечение в одной из реабилитационных клиник.

Я знаю Клима. Он не будет против. Он спокойный человек и всегда поддерживает моих друзей.

Мы добрались до нашей квартиры, и вечер прошёл прекрасно. Мы поели и выпили вина. Клим рано вернулся. Я дала Лене дополнительную пижаму и толстое шерстяное одеяло. Как ни странно, ей оказалось удобнее спать в гостиной на дизайнерском диване, чем в запасной комнате на раскладном.

На следующий день мы дали ей выспаться и позволили остаться, а сами ушли на работу. Я пару раз писала Лене, спрашивая, как её дела, и вроде всё было хорошо.

Пока я не вернулась домой.

Моё сердце упало в ту минуту, когда переступила порог нашей квартиры. Лена уже ушла; я поняла это с того момента, как открыла дверь. Она явно торопилась, и стало очевидно ещё и другое: основательно порылась здесь перед уходом. Что она могла украсть? Что?! Когда я заглянула в нашу спальню, на моих глазах уже выступили слёзы. Твою ж мать, подруга! Как ты могла?!

Мне бы хотелось, чтобы она вместо этого нашла мою шкатулку с драгоценностями. Но нет, заглянула в верхний ящик тумбочки Клима, где он хранил свои часы и другие милые своей душе вещицы. Нет-нет-нет!