Предел прочности. Книга четвертая

И здесь меня начинает жестко клинить. Картинка плывет, звуки то собираются вместе в единый комок, то расползаются гнилой тряпкой, замедляясь и растягиваясь. Уже не понимаю, что есть реальность, а что бред уставшего мозга. А может все вокруг обыкновенная галлюцинация: Петра Воронова плющит на посту, а рядом бегает встревоженный Диксон, вызывая скорую помощь по рации? Чуйкой понимаю – не так это, я именно здесь и именно сейчас, а все что происходит, банальная усталость, помноженная на временной дисбаланс.

«Соберись, следи за дыханием, медленно считай до десяти», - неизвестно кем сказанная фраза всплывает из глубин подсознания.

- Юли, как зовут этого сопляка?

- Без понятия, думаешь я их всех запоминаю.

- Такой смешной, такой забавный.

- Готов спорить, он студент из Самарэлло, а здесь подрабатывает на полставки.

Голоса плывут и множатся, расползаясь до бесконечности. Чувствую кожей чужое дыхание – это рыженькая Нанни, воспользовалась тем, что я повернулся к ней спиной, прижалась мягкой грудью, излучая приятное тепло.

Фигура стоящего напротив дылды дрожит, расплывается в сигаретном дыме. Он явно от меня что-то хочет, тычет рукой, доказывает, но в ушах шумит: от музыки, что орет за дверью, от всей этой многоголосицы то ли пьяной, то ли обкуренной молодежи, разглядывающей меня с ленивым интересом, словно пресытившаяся публика диковинную панду в зоопарке.

«Это не зоопарк, Петр, это Вальгалла», - нашептывает внутренний голос, - «приют уставшего воина. Здесь тебе пиршественные залы, любые девицы на выбор, вино течет рекой и туманы каннабиса, клубящиеся в воздухе».

«Какая в бездну Вальгалла?» - удивляюсь я собственному бреду.

«Самая что ни на есть настоящая, Петр. Куда спешить, куда торопиться, когда ты уже умер. Ложись на подушки и расслабься, мой воин, мой герой», - продолжает шептать голос, обжигая дыханием шею, ухо. Знаю, что за спиной стоит рыженькая Нанни, но отчего-то созвучна она с госпожой Валицкой, эти бархатные волнительные обертоны, пробирающие до мурашек.

Дылда тычет в меня рукой, что-то приказывает. Не понимаю его, хочу сказать об этом, донести до парня столь простую мысль и вдруг… замечаю в руке пистолет - черное дуло, смотрящее прямо промеж моих глаз. Сознание окатило холодной водой: улетучились шепотки, призраками витающие в мыслях, отчетливо зазвучали басы играющей на заднем фоне музыки. Картинке добавили четкости, но ползущие в сумраке клубы дыма все портили. Одно мог сказать со стопроцентной уверенностью – у парня в руке оружие.

Вижу себя, растерянного, стоящего в центре комнаты, что представляла собой сплошную спальню, усеянную телами и подушками. Льнущую сзади рыжую Нанни и укуренного дылду, готового выстрелить в любую секунду. Посторонний наблюдатель включился в критическую секунду, давая возможность оценить обстановку. Кто бы мог подумать, сработала методика, которая вела себя на редкость капризно, и на которую никогда особо не рассчитывал, в отличии от марионетки. Где же ты, Тварь?

Твари не было… Может и не было ее никогда в «здесь и сейчас», это позже сознание дорисует картинку, сделает постобработку и добавит спецэффекты. Проснусь следующим днем и вспомню то, чего не было никогда: замершее время, марионетку, предупредившую об опасности. Если проснусь, конечно… Судя по тому, как развивались последние события, до утра мог недотянуть.

Делаю шаг вперед, вырываясь из теплого плена рыженькой Нанни – рука дылды с пистолетом заметно «гуляет». Ну да если выстрелит – попадет, с такого расстояния обычно редко промахиваются. Или в меня или в рыжую дуреху, что продолжала маячить за спиной.

Очередной шаг и дальше не думая, позволяю сделать телу то, чему обучено. Отвожу руку с пистолетом в сторону и вниз, одновременно выдергивая противника на себя. Движение корпусом чуть в сторону – дылда послушно пролетает мимо. Запястье не отпускаю, крепко держу хватку, краем сознания отмечая, что нет уже пистолета в его пальцах, а еще вижу в клубах тумана Нанни, застывшую восковой фигурой музея мадам Тюссо

Секунды, доли секунды – завожу руку за спину, роняя противника вниз. Мордой в мягкие подушки, заботливо разбросанные повсюду.

«Докручивай, Воронов, кому сказано, блять!» - надрывается Камерон, или скорее орут мои воспоминания. – «Жестче работай, жестче… не в балетной школе».

И я докручиваю, буквально ощущая, как натягиваются до предела связки в чужой руке. Упираюсь коленом в позвоночник, фиксируя противника. Тот и не дергается особо, полностью поглощенный болью. Слегка выгнулся, бессознательно, на одних рефлексах пытаясь избавиться от болезненного приема, но лишь слегка: большего ему не позволил.

Щелкаю пальцами свободной руки по вкладышу наушника:

- Диспетчерская, мягкая зона в гостевом зале на втором этаже, срочно подкрепление. Попытка вооруженного нападения, противник нейтрализован.

- Принял, - голосом Поппи сообщает динамик, - сорок секунд.