Предел прочности. Книга первая.

Очередной шаг и телу снова удалось устоять благодаря вовремя подвернувшемуся дереву. Меня приложило спиной о ствол, развернуло, повело в бок, едва не опрокинув на покрытую прошлогодней листвой землю. Качнуло в одну сторону, в другую, горизонт дал опасный крен и тут, амплитуда раскачивания оборвалась тугой удавкой на моем предплечье. Чужие пальцы крепко держали за руку, не позволяя рухнуть на дикую лужайку городского парка.

Человек не поинтересовался состоянием здоровья, не предложил помощь и не стал звать на выручку других. Он не проронил ни слова, сопровождая мое тело к тонированной «Вазовской» десятке цвета мокрый асфальт. Машина стояла в тени дома, в той стороне, что была ближе к заросшей части парка, облюбованной местными алкашами и бродячими собаками. Выпивох в полуденный час на месте не оказалось, а вот потрепанный жизнью пес ретировался, едва приметив странную парочку. Похоже, только его насторожили двое крепких мужчин, грузивших в машину молодого парня. Люди же старались не обращать внимания на подвыпившего выпускника или на очумевшего от жары племянника, а может и брата, которого заботливые родственники размещали на заднем сиденье автомобиля. Парень не кричал, не сопротивлялся, и этого было достаточно для всех, кроме старого пса.

Я уткнулся лицом в серую обивку переднего сиденья и едва не задохнулся, но все те же руки вернули меня в первоначальное положение. Перед глазами мелькнул бритый затылок водителя и толстая складка на массивной шее. Рядом закачался игрушечный шестиногий паучок.

Двигатель мерно заурчал, и мы поехали, медленно набирая скорость. Машину тряхнуло на колдобине, еще раз, заработали поворотники, а после свет померк.

Похмелье… Похмелье – штука довольно неприятная и за редким исключением неизбежная. Вот и все мои знания по этому вопросу. Кому-то на утро помогал томатный сок, кому-то запотевшая стопочка водки или бутылка холодного пива вкупе с тишиной и покоем. Максимум, который был нужен мне - вода для борьбы с сушняком. И никакой головной боли.

Может дело в молодом организме, а может в скудном опыте, не знаю. Я рассчитывал погулять еще пару лет, прежде чем придется столкнуться с тяжелыми формами абстинентного синдрома. Рассчитывал, но прогадал.

Головная боль медленно, но верно выталкивала на поверхность сознание, а следом приходили спутанные мысли. Память услужливо подкидывала образы, в череде мельтешения которых было понятно одно - я сдал последний школьный экзамен, а потом… Видимо напился на радостях. Иначе какое еще может быть объяснение столь плачевному состоянию организма. И ладно бы одна голова, но память, куда делся кусок памяти?

Я попытался приподнять набухшие от усталости веки. Но даже малейшее движение мышцами лица привело к такому набату, что стало страшно за сохранность черепной коробки. Пожевал засохшими губами, ощущая во рту горький привкус полыни. Это же какую дрянь пришлось пить, что заснул сидя? Именно что, сидя. Неспешно возвращающиеся ощущения сигнализировали об этом.

Пошевелил затекшей спиной и повторил попытку открыть глаза. На сей раз это удалось. В бесконечной белой пелене с трудом просматривались бесформенные пятна.

«Наверное, у Витька отмечали или…», – вялые мысли шевелились с трудом и на ум ничего стоящего больше не приходило. Точно, у Витька! Эта неугомонная бестия с утра хотела нажраться, дабы навсегда запомнить последний школьный день. Не знаю, удалось ли это ему, моя же память меня подвела. Последнее из записанного – образ пускающей слезу классухи и слова Витька: «ну что, когда бухаем?»

Я отказался, сославшись на срочные дела. Кажется… отказался.

- Витек, - просипел я, надеясь, что горемычный сосед по парте лежит где-нибудь поблизости. Он вообще любил дремать в местах для сна не подходящих, будь то пол или поверхность стола, без разницы.

- Витек, - просипел я чуть громче, но ответом была тишина. То ли спал Витек крепко, то ли далеко. О третьем варианте думать не хотелось, потому как включал он в себя отсутствие школьного товарища и присутствие незнакомой обстановки.

Настойчиво зачесалось правое плечо, прямо невыносимо, так что я на время забыл обо всем остальном, потянувшись подбородком к зудящему месту. Голову пронзило такой болью, что глаза сами собой распахнулись, выцепив из тумана яркое пятно: единственный источник света в помещение. Зрачкам, наконец, удалось сфокусироваться и из серой пелены мало-помалу начал вырисовываться силуэт окна и пейзаж за ним.

Солнце клонилось к краю земли, а половину неба закрывали кудрявые барашки облаков, столь же кроваво-красных, как и сам небосвод. Закат был из разряда красочных, но не он заставлял сердце биться быстрее. Я был в этой комнате, больше похожей на кабинет или офис фирмы, впервые.

- Добрый вечер, Петр Сергеевич.

Я крутанул головой, резко, так что хрустнуло в шейном отделе позвонка, а в голове заиграл набат из больших и малых колоколов.

Напротив сидел человек, мужчина средних лет со смуглой кожей и коротко стрижеными волосами. Так одно время любил подстригаться Костик – сосед напротив, пока в армию не забрали.