Предел прочности. Книга вторая.

- Петруха, айда с нами, - кричит Витька, и первым бежит в волну прибоя, щеголяя полосатыми семейниками. Смотрю на приятеля, как он влетает в морскую пучину и вмиг уходит с головой. В морскую… Эх я и дурень, первый раз на море, а так и не искупался ни разу, лежу на песке, бока грею.

Раздосадованный, пытаюсь встать и броситься вслед за другом, но не могу: на груди стоит огромная клетчатая сумка. Что за ерунда? Кто положил баул на меня, где хозяин?

Пытаюсь снять – не получается, тяжелая зараза. Осматриваюсь в поисках помощи и вижу пузатого мужика, тяжело бредущего по пляжу. На глазах солнцезащитные очки, по красной от загара груди сбегают капельки пота. Он еле-еле передвигает массивное тело на тонких ногах, то и дело, останавливаясь и вытирая ладонью лоб.

- Дяденька! - кричу я ему, - дяденька, помогите!

Дяденька услышал. Медленно добрел до меня и замер, созерцая огромную клетчатую сумку.

- Снять не могу, - говорю ему, и в подтверждении слов пытаюсь спихнуть непомерно тяжелый груз с груди – бесполезно.

Мужчина кивает головой, достает из подмышки раздутую барсетку и кладет рядом с сумкой.

- Дяденька, да вы что, - кричу возмущенно, - я же снять просил, а вы накладываете!

Дяденька стоит безмолвно и лишь таращится черными линзами очков. Я еще хочу проорать, про глупость человеческую и тупые мозги, но дышать становится все сложнее. Тяжелый груз выдавливает последние капли воздуха из легких. Открываю рот, и безмолвно хлопаю губами, словно рыба, выброшенная на берег. В тщетных попытках достучаться до пузана, дергаю руками, ногами и… просыпаюсь.

Над головой потолок казармы, на заднем фоне привычно похрапывает Вейзер. Все как всегда, все как обычно, только ощущается живое тепло и непривычная тяжесть на теле. Приподнимаю голову и вижу копну русых волос, рассыпавшихся на груди. Малышка удобно устроилась на мне, обхватив худенькой ручкой. Ногу запрокинула сверху, больно упершись острой коленкой в бедро. Лица девушки ни вижу, оно потерялось меж спутанных прядей, ощущаю лишь кожей горячее дыхание. Хотя, казалось бы, куда горячее – малышка прямо пышит жаром.

Пытаюсь вспомнить события прошедшей ночи, осматриваю обстановку: одеяло сбито и отброшено в сторону, в углу примостился огромный медведь, осуждающе поглядывающий пуговками глаз.

Да не было ничего Потапыч, не смотри так. Альсон в очередной раз пришла ночью, и не интересуясь чужим мнением, залезла в постель. Привычно свернулась калачиком и задремала под боком. Она всегда так делала, когда снился плохой сон или за окошком гремела гроза.

- Тебе жалко, пускай спит, - высказалась Валицкая в ответ на мои жалобы.

- Взрослая девушка приходит к парню в постель, и вы говорите, пускай спит? – машу возмущенно рукой. – Это нормально?!

- Что есть норма, Петр? – холодно интересуется госпожа психолог. - Я такого термина не знаю.

- Вот только не надо играть словами. Есть же приличия, и основной инстинкт, в конце концов. С ним как быть?

- Строго не рекомендую.

- Потому что живот ножницами вскроет?

- Потому что обостришь течение болезни. Этого объяснения достаточно? – Валицкая замолкает, но так и не дождавшись от меня ответа продолжает: - если совсем уже невмоготу, поступай, как раньше – бери на руки и относи обратно.

Я продолжаю упорно молчать.

- Пойми, Петр, ты имеешь дело не с обычной девушкой, а с личностью, чья психика серьезно деформирована. Относись к ней, как к больному ребенку.

- Только иногда этот ребенок становится холодной стервой.

- Она не становится, она и есть суть две ипостаси. – Валицкая тяжело вздыхает: - Петр, мы все это уже обсуждали. Просто потерпи, раз уж Лиана выбрала тебя в качестве рыцаря.