Предел тщетности (СИ)

По остывшему городу мчались с помпой. Впереди машина скорой, мигая проблесковыми огнями, впритирку сзади, стараясь не отстать, летели три колесницы — Мерседес с Костей и Василикой, джип со Славкой и Танькой, в замыкающей машине сидели мы с Натальей. Квартиру бросили на Чертопраховых, ибо Плотная Лиза находилась уже не в транспортабельном состоянии. Поразительно, нас не остановили гаишники, видимо посчитав, что везут важного хрена, а сзади машины сопровождения, но охрана больницы на такие фортель не купилась, пропустив за ворота только скорую с Петькой. Пока припарковались, пока брели в ночи к нужному корпусу, Петруччо уже увезли куда-то и мы битый час пытались выяснить, куда именно. Нас попросили обождать, мы расселись вразнобой, устало наблюдая за ночной бурлящей жизнью больницы, жизнью с привкусом беды, одно несчастье сменяя другое прибывало с разными промежутками в приемный покой. Я сидел на банкетке, привалившись к углу стены, закрыв глаза, Наталья держала меня за руку, сжимая ладонь с поразительной силой, словно боялась, что я исчезну. Мне захотелось развеять ее опасения — нет, я никуда не денусь, я буду с тобой, пока дышу — обнял жену и мы просидели, прижавшись друг к другу, молчком, непонятно сколько времени. Наконец нас позвали, вышел врач, женщины выдвинулись вперед, мы застыли чуть поодаль. Мужчина лет сорока в сизо-голубом медицинском костюме что-то бубнил им вполголоса, я ничего толком не разобрал из сказанного, слух выхватил только одно знакомое слово — инфаркт. Домой вернулись в четыре утра.

* * *

Зазвонил телефон, вынуждая к действию, кряхтя, как старый дед, я перекатился по кровати, спустил ноги вниз и взял трубку.

— Ты как? — спросила Наталья.

— Еще не понял. Погоди одну секунду, — я вытряхнул сигарету, закурил. — Теперь уже лучше.

— Сомневаюсь, что ты так быстро оклемался, на тебе вчера лица не было. Я, собственно, хочу предупредить, чтобы ты меня рано не ждал — Славка связался с Евгенией, она с сыном вылетает первым рейсом из Таиланда, мы с Татьяной поедем их встречать в Шереметьево, самолет в половине десятого вечера.

— А в больницу звонили?

— Да, все без изменений, состояние тяжелое, стабильное, — Наталья подумала и неожиданно попросила. — Никитин, не бузи сегодня сверх меры, вдруг твоя помощь понадобится.

— Яволь, мой генерал, — на том и расстались.

«Мы с Татьяной» — это что-то новенькое, звучит как песня, хотя частушка больше подошла бы под сегодняшнее настроение. Так и хочется продолжить «Мы с Татьяной ходим парой». Конечно, я обрисовал жене, как увидел Мишкин финт ушами относительно моих любимых женщин. Наталья ахнула от простоты и очевидности конструкции, но на то и грабли, чтобы лежать у всех на виду. Если бы Мишка замутил нечто многоходовое, конспирологическое, его бы, несомненно, тут же вывели на чистую воду.

Смешно, но я как-то сдуру почувствовав себя недостаточно просветленным, решил прочитать библию, уж не помню какой завет или «автора» евангелия, но у меня осталось стойкое ощущение, что бог выглядел в описании банальным разводилой, с первых же страниц, начиная прямо от Каина и Авеля. Мне потом один набожный чудак в разговоре долго вещал об искушении и расплате, но лично мне эта вечная проверка на вшивость показалась ординарной глупостью, да еще и избыточно безжалостной. И чтобы два раза не вставать — никакой любви я там не ощутил — то есть любви-то на словах было через край, но в поступках любовью и не пахло. Да, карал он немилосердно, изощренными способами, но где любовь, скажите на милость? Одна только презумпция греха. Можно вполне допустить, что и Мишкой двигала божественная воля, потому что он тоже проверил нас всех на слабо, но мы выдержали с честью предложенный экзамен. Друзья остались друзьями, остальное чепуха. Насчет бестиария я оставался в раздумьях — куда следует их отнести, к силам света или к козням дьявола? Признаваясь если не в любви, но в расположении, они поступали ровно наоборот. Но и грозя карами, они в сущности пока не воплотили их в жизнь. Результат не соответствовал замыслам или же я их понимаю превратно, несмотря на кажущуюся явной декларацию о намерениях. Утешало одно — Петька жив, вопреки приговору, значит, не все предсказания чертовой троицы сбываются. Ладно, чего гадать, я посмотрел на часы, через двенадцать часов узнаю по любому.