Предел

Потянулись годы, похожие друг на друга как близнецы. Малыш-Сульс стал юношей, потом вполне взрослым мужчиной. Его хозяин все больше напоминал крестьянина. И только иногда, выпив бочонок кислого пива, превращался в гордого, достойного Рыцаря. Рассказывал о прежних сражениях и требовал меч. В такие моменты Сульс его особенно уважал. Но меч, всякий раз, обещал дать потом.

Оруженосец оказался мастером на все руки. Он худо-бедно освоил кузнечное дело, потому что и помыслить не мог о том, чтобы за мечом и доспехом Благородного Руалона надзирал тот, кто подковывает крестьянских лошадей. Благодаря Сульсу, одна из подвальных комнат засияла вычищенными камнями стен и совершенно лишилась плесени. На мореном настенном щите, (когда-то он был садовой калиткой), крестообразно разместились кинжалы и вертикально — меч. За этот подвиг оруженосец был переименован в оружейники.

Под его бдительным надзором находился и наградной доспех Рыцаря. Не менее пятнадцати раз, после примерок, охов, ахов и унылого бормотания Нофера Руалона, Сульс взволакивал на колоду кожаный мешок, набитый песком и пытался разогнать железо с учетом растущего живота своего господина. Но однажды пришлось просто утвердить начищенный до блеска «хлам» на почетном месте. Оружейник больше не рисковал тянуть железо, ставшее в некоторых местах тоньше лаврового листа. Он соорудил каркас на манер огородного пугала — только что с «ногами». Обмотал его тряпками. И наградной доспех гордо растопырился у стены, распахнув объятия всем входящим.

Ноферу пришлось попотеть на примерках в кусках кожи местной выделки, а потом суметь пройти пять шагов в новом, полном, чешуйчатом доспехе. Сульс уже научился не только строить планы, но и учитывать обстоятельства — доспех был сделан «на вырост» в нужном месте. Конюха, который посмел нагло заявить Ноферу Руалону, что тот стал похож на «карпа после нереста», Сульс избил лично, тем же вечером. На то, чтобы внушать уважение к Ноферу каждому из слуг не хватало ни рук, ни времени.

Оружейная украшалась по мере сил и возможностей железом различной формы и зачастую неясного назначения. Во многих бердышах слишком явно угадывались бывшие крестьянские косы. Трезубец с короткой рукоятью подозрительно напоминал расплющенные вилы. Чекан намекал на родство с сапожным молотком, а алебарда — с багром. Два склепанных вместе топорных лезвия пытались казаться секирой. Для чего предназначался убийственный предмет, бывший когда-то тяпкой, никто не знал. Но Сульс считал его «боевым заступом». Ножей, кинжалов и тесаков по стенам было развешено «густо и богато». Факелы, обмотанные просмоленной паклей, гордо красовались в медных креплениях. Все это великолепие регулярно начищалось и полировалось.

Посреди оружейной красовался могучий стол, ножками которому служили четыре дубовых «ствола»-отпила. Колоды, застеленные коровьими шкурами, претендовали на звание кресел и создавали некий суровый непритязательный антураж. Именно в этой подвальной комнате Нофер Руалон предпочитал пить. Здесь же были написаны все письма его покойному другу Тарлиту. И выходили они на редкость героическими.

Спал Благородный Руалон обычно на диване в каминном зале. Другие помещения зимой не отапливались, да и летом туда ходить не стоило — балки подозрительно скрипели и прогибались. Вполне можно было ожидать обрушения.

Зал был еще одним местом, над которым неустанно трудился Сульс. Самым большим упущением на его взгляд являлось отсутствия портрета Рыцаря в гордой позе. Оружейник знал, что рано или поздно у Нофера появятся жена и дети. А потомкам нужны портреты предков. Так же не хватало славных охотничьих трофеев. Может быть, доблестный рыцарь и сразился бы с вепрем, но вепрей в округе не было. А воевать зверя в Запретном лесу, Сульс своего господина никогда бы не пустил — так и бесхозным недолго остаться.

С портретом, а точнее, с портретами, все сложилось как-то само собой. Будучи по делам ноферата в Дреште, оружейник прикупил по случаю красок. Перехожий рисовальщик вывесок клятвенно обещал приехать и написать портрет Доблестного Рыцаря. Но требовал задаток с Сульса, который совсем не выглядел слугой состоятельного нофера. Сошлись на том, что задаток стал стоимостью за краски (втридорога). Однако и после года ожидания городской мастер кисти и краски не появился в Руалоне. Тогда Сульс решил взяться за дело сам. Слуги, призванные им в помощники, всю неделю вертели на рыбьем клею кисти различных размеров из конского волоса и свиной щетины. На негодные оконные рамы набивались холсты — до тех пор, пока плотник, наконец, не обил дверцу старой оранжереи так, что её не перекосило. Посмотреть на саму работу собрались все обитатели кухни.