Пределы неоднозначности

В тот момент, когда иранец издал свой последний вздох, худенький черноволосый неврастеничный мужчина, сидящий на веранде двухэтажного красивого дома, резко вскинул голову, уставившись в небо, и широко улыбнулся. Не расхохотался, хотя именно этого ему и хотелось, а улыбнулся – от уха до уха, блаженно как урчащий кот после миски сметаны. Он поиграл бровями и снова опустил голову. Улыбка не сходила с его лица, словно вырезанная.

– Ну что, Эйбл, можно вас поздравить?! Вы в игре. Сначала мелкие ставки, а потом поднимем. Всё идет, как идет. Здравствуйте, мистер Делавэр… Пит. Можно я буду звать вас Пит? Мне определенно это нравится. Как ваше сердце? Не очень, правда? Давайте посмотрим, что мы можем сделать? Давайте повысим ставки? Давайте поставим на кон Вас? А? Мистер Делавэр? Пит… мне нравится называть вас так. Это сближает. Наводит мосты.

Всё это время человек по имени Эйбл смотрел, улыбаясь, на свои руки, словно разговаривая с ними. Казалось даже, что он был неподдельно и слишком скромен, чтобы смотреть на кого-то пристально. Но вдруг он резко поднял свои голубые глаза в пустоту, словно вспышка, словно выстрел. Улыбка играла на его губах, вырезанная навечно. Это длилось всего пару мгновений, но казалось, что за это время погасло солнце.

А где-то совершенно в другом месте за многие мили отсюда семидесятидвухлетний Питер Делавэр, открывший холодильник, чтобы достать пиво, согнулся пополам, держась за сердце. В его глазах почернело, и он упал на колени. Пораженные артритом суставы взвыли, но Питер этого даже не почувствовал, потому что была и другая боль, распускающаяся, словно гигантская роза в его груди, и забирающая всё внимание на себя. Он пытался вздохнуть, но это были лишь жалкие хриплые потуги, не способные доставить даже самую малую порцию кислорода в организм. А потом он упал….

– Такие дела, Пит… – сказал улыбающийся человек и снова уставился на собственные руки.

Всего лишь очередная партия, но ставка повысилась. Ход, требующий жертву, возложенную на кровавый алтарь. Ведь так или иначе, без жертв не обходится. Первое правило победы.

* * *

– Ну и как мы взломаем эту чертову дверь? – прошептала Чарли, ни к кому особо не обращаясь.

Было около часа ночи, а со здешним контингентом можно смело утверждать, что все уже давно спят – со снотворным или без него. Почему-то до последнего Чарли ждала появления Дейзи и Миси, но те не пришли. Они, конечно, не знали, в какое время надлежало прийти на место встречи, но… всё ведь случается? Чудеса, например.

– Мы ничего не будем взламывать. – тихо отозвалась Дороти. – Вот ключ. – она вытащила из кармана штанов своего плюшевого спортивного костюма ключ с биркой, на которой был вырезан номер сто одиннадцать.

– Откуда? – изумилась Чарли.

– Сказала Роберту, что на той неделе дала иранцу целый пузырек нитроглицерина и теперь хочу забрать. У нас с ним свои дела.

– О Боже! – Чарли поднесла ладонь ко рту. – У вас роман?

– Да какой роман?! При живом-то муже! Так… пару раз в кино сходили.

– Ну надо же! – деланно охнула Чарли.

– Так! Лучше дверь открывай. Фонарь взяла?

– Да. – шепнула та, усмехаясь.

Они вошли в типовой номер, ничем не отличавшийся от их собственных номеров. Сегодня взошла полная луна – хоть волком вой – и ее громадный круглый зловещий глаз светил прямо в окно, так что в помещении было довольно светло.

– Посвети сюда. – позвала Дороти. Она уже вовсю шарила по тумбочке.

Чарли направила фонарь. В первом ящике ничего не оказалось, кроме увесистого альбома фотографий – обрезков прошлой жизни иранца, доказывающих, что он жил, веселился, попадал в неловкие ситуации, смеялся, как и все они.

На второй полке одиноко лежал Коран, а на третьей – толстенная стопка конвертов – он сохранил их все. Дороти схватила верхний, вытащила бланк и прочертила ногтем до графы с числом. Там было указано сегодняшнее.

– Да, это последний.

Чарли напряженно уставилась на фотографию. Ему было на вид лет девятнадцать, обычный крепкий парень с коротко стрижеными светлыми волосами, зеленоглазый и симпатичный. С такой внешностью легко расположить к себе. И, вроде, всё у такого парня должно быть хорошо в жизни…. Откуда ж берется эта гниль? Рак души? Его звали Кристофер Ричардс. Серийный убийца. Насильник. Садист. Количество жертв – семь. Восемь….

Чарли подумала, что если бы кто-то ворвался в школу и перестрелял там с десяток подростков, которые в будущем бы стали такими, как этот урод, то она была бы не против.

– Садист, значит… – выплюнула Чарли, и образ искромсанного иранца встал перед глазами.

Дороти достала из конверта несколько фотографий, перетянутых резинкой, и украдкой взглянула, так чтобы Чарли не успела посмотреть. Увиденное заставило ее побледнеть, хотя она повидала на своем веку не так уж и мало. Она убрала этот конверт в середину стопки, ругая себя за слабость.

– Всё пойдем. – скомандовала Дороти, и они покинули номер сто одиннадцать.

Чарли сложила досье Ричардса и убрала в задний карман джинсов. Теперь она не боялась леса, чувствуя себя на сто процентов готовой к встрече с Каем.