– Ей было пять, когда я уехала. А сейчас она уже совсем взрослая. – по окаменелому в лунном белом отсвете лицу Дороти было сложно понять, что она чувствует. Об этом можно лишь догадываться.
– А потом ко мне в дом пришел человек, которого я не знала, но возникло ощущение, что со мной говорит не он, а кто-то внутри него. Совсем как твой водитель, о котором ты рассказывала. И он сказал, что убийцу моего внука зовут Геральд Керст, и что знает, как его уничтожить. Он сказал, будто я могу это сделать собственноручно, а также стереть с лица земли еще много-много тех, кто вот так вот обходится с детьми. Он сказал, что и мой муж может делать то же самое. Поначалу я, конечно, не поверила, как и Питер, но потом мы как-то смотрели викторину, которая шла каждое воскресенье, и я всё думала об этом человеке. Думала о том, что он мне сказал. Думала сходить в полицию и назвать это имя, но вдруг ведущий викторины прям с экрана начал мне говорить, что это ничего не изменит и надо мной лишь посмеются. Он сказал, что если я и впрямь хочу отомстить, должна сесть с Питером в черный Кадиллак, который припаркован у дома, и сделать то, что уже давно пора сделать.
Сначала, я думала, что у меня инсульт или что-то вроде того, а потом увидела глаза Питера – он был в шоке – и поняла, что он слышал то же, что и я. И тогда я спросила у него: «Пит, дорогой, что ты об этом думаешь?», а он ответил, что никогда нельзя опускаться до убийцы, и как бы с тобой не обошлись, месть – худший выход. А я сказала: «А что, если это не месть? Что, если это возможность не допустить такого ужаса с другими детьми?», но он лишь пожал плечами. А я пошла, собрала кое-какие вещи, взяла трость, которая принадлежала еще моей матери, на тот случай, если вдруг водитель ко мне полезет, и ушла. А уже в машине я поняла, что больше уже никогда не вернусь в свой дом. Думаю, и Питер это понял.
Дороти тяжело вздохнула.
– Человек, который сидел за рулем всё мне объяснил, но эта правда не ужаснула меня и не покоробила, как например тебя, когда ты увидела суть моей работы. И знаешь почему? Потому что к тому моменту у меня в руках был уже мой первый конверт, в котором лежала анкета на Геральда Керста, и на ней стояло число следующего дня и время 18:30, как сейчас помню. А еще там лежала пачка фотографий. Толстая довольно. И среди прочих снимков был и мой Пит… маленький изуродованный мертвый мальчик. – Дороти шумно выдохнула, почти выкрикнула свой выдох. – Вот поэтому, Чарли, я и согласилась. Чтобы такого больше не происходило. Чтобы моя Линда была в безопасности. Я ее охраняю отсюда. Мы все здесь для этого. У каждого есть своя история. Страшная, горькая, разрывающая душу история. Все мы здесь делаем то, что хотим делать больше всего на свете. Какую бы анкету я не брала, я всегда вижу Геральда Керста. Я всегда его убиваю. И вижу только его спину перед собой…. Поэтому я никуда отсюда не убегу. Не прекращу делать то, что делаю, ведь Керстов всё еще слишком много. И даже если мне суждено скоро умереть… неважно. Мне не страшно. Как и остальным. Потому что все мы здесь неслучайно.
– Я поняла. – слабо отозвалась Чарли. – А теперь пойдем обратно и пропустим еще по стаканчику?
– О да, девочка, хорошая мысль. – согласилась Дороти. – Только знаешь что? Подожди секунду, я хотела кое-кого найти.
– Кого?
– Иранца. Здесь должна быть свежая могила…. У нас не принято ходить на похороны, знаешь ли. Мол, трагедий и так хватает. Но теперь я думаю, что это неправильно…. Хочу знать, как его звали.
Чарли, молча, кивнула и они, разделившись, обошли кладбище.
– Кажется, я нашла! – отозвалась Шарлин через какое-то время.
Она не очень хорошо разбирался в том, что такое свежая могила, и это в любом случае была не та вещь, в которой она бы мечтала разбираться. Но… земля здесь казалась темнее.
– Она самая. – кивнула Дороти. – А теперь будь любезна прочти табличку. Я все равно ни черта не вижу.
Чарли присела на корточки и сощурилась.
НАВИД КУЛИФ.
1907–1978
– Ну что ж, Навид, приятно познакомиться. – хмыкнула Дороти.
Они простояли молча с минуту, а потом вернулись в кафе и заказали еще по стаканчику, чтобы почтить память Навида, да и всех, кого потеряли. В новостях сообщили, что пятнадцать бывших работников Крайслер Корпорейшн, которые были сокращены, совершили массовое самоубийство, прыгнув с крыши здания, в котором когда-то работали.
Так или иначе, но весь мир делиться на одних и других. Если не мы, значит, они. Если не они, значит, мы. Но достаточно ли этого? Почти все люди максималисты, когда доходит до дележки на добро и зло. Так легче жить, наверное. Но Кай правильно сказал – всё имеет минимум две стороны. Нет ничего однозначного.