Вот он, преодолевая слабость и опираясь на руку человека в широкополой шляпе, встаёт. Человек что-то спрашивает, и он, пытаясь разобрать его слова, дёргает головой, немедленно теряя почву под ногами. То, что он едва не упал, это, Игорь помнил точно. Как и то, что его рука, хватавшая воздух в поиске опоры, что-то сломала, секундой спустя получив множество уколов, неприятно защекотавших кожу.
Всё.
По этому моменту проходила граница реальности, сменяясь вязкой дымкой, окутавшей его с головы до ног. И она, эта дымка, не была однородной.
Нет.
Плавное течение пепельных струй, словно он находился в донельзя прокуренной комнате, рождало странные образы, не находившие отклика в его памяти. Первым перед ним проявился огромный стадион, заполненный толпами зрителей, рукоплескавших крохотной фигурке, стоявшей на арене в поле победителя. На миг Игорю показалось, что у ног человека кто-то лежит, но разобрать – был ли то другой человек, или зверь, он не смог – сдвинувшиеся с места струи уже рисовали новый образ, такой же размытый и непонятный.
На сей раз перед ним была пещера, а может и просто расселина в скале. Миг, и из её глубины показалось нечто усатое и многоногое. Выбравшись почти наполовину, создание, более всего оно напоминало таракана, чуть присело, поводя усами и тотчас расплылось бесформенным облаком, сквозь которое проступили контуры равнины, наискось пересечённой узкой тропой. По тропе шло несколько человек, но стоило ему напрячься, желая получше рассмотреть путников, как и они, и равнина с тропой, пропали, уступая место очередной пещере.
Обрадоваться старому знакомцу – таракану, Игорь не успел – картина пошла волнами и всё, что он смог разобрать, были нити, множеством прямых линий, пересекавших пространство пещеры во всех направлениях. Одна из них показалась ему странно знакомой и даже какой-то родной, но опять, стоило лишь ему напрячься, как дым качнулся, рождая новый образ.
Теперь перед ним был лес, где подножия деревьев густо облепили грибы, росшими прямо из стволов. Прежде чем он успел удивиться, под одним из грибов что-то шевельнулось, и Игорь увидел человека, полулежавшего, привалившись спиной к ножке гриба. На коленях у него лежал меч, и дымка, из которой была соткана картина, замерла, словно позволяя человеку насладиться видом совершенного орудия убийства.
Нельзя сказать, что Игорь был любителем подобных игрушек. Ему, выросшему в век техники, больше нравился огнестрел, но сейчас, не имея возможности противиться видению, он вынужденно любовался идеальными и притягательно совершенными формами в общем-то простой, остро заточенной полосы металла. Тонкий, обоюдоострый клинок, переходил в корзинчатую гарду, сплетённую из множества прутов, своими изгибами, создававшими замысловатый и одновременно законченный рисунок. Длинную рукоять, за такую удобно браться двумя руками, венчал крупный камень зелёного цвета, но опять, стоило лишь ему напрячься, неосознанно желая рассмотреть всё получше, как образ оружия, и человека, исчез, сменившись куда как более неприятной картиной.
Старуха.
Сморщенная, крючконосая и злая – она заняло всё поле зрения, нависая над ним.
Она была зла. Очень зла – ему показалось, что лицо просто парит ненавистью, каждым своим выдохом выжигая всё живое на десятки метров вокруг. Медленно подняв голову, старуха уставилась на него пустыми глазницами, но Игорю было не страшно – страх, родившийся при её появлении, вдруг отступил куда-то в сторону, уступая место непониманию и любопытству.
Ну старуха, ну страшная, и что с того? Это же образ, дым, плод его воображения. Так чего бояться? Не своего же подсознания, любящего выкинуть порой такое, что иной сценарист фильма ужасов разрыдается от зависти.
Поняла это и старуха.
Немедленно начав таять, она успела-таки поднять сжатый кулак, оттопыренный большой палец которого, указывал вниз в известном жесте, не обещавшему получателю ничего хорошего.
Ответить чем-то сходным Игорь не успел – ему очень захотелось показать бабусе свой кулак, тоже сжатый, с отогнутым вверх средним пальцем, но танец пепельных струй уже возобновился, унося прочь и бабушку, и её руку.
После неё, убедившись в бредовости всего происходящего, Маслов уже не так пристально следил за проявлявшимися перед ним образами. Он увидел море, заполненное парусниками, кажется те вели меж собой бой, равнодушно проследил взглядом нечто драконо-птеродактеле-подобное, кружившее вокруг высокой горы и никак не прореагировал на вязкое болото, где на кочках сидели крупные, выше человека, лягушки. Люди здесь тоже были – неизвестный режиссёр раскидал вокруг кочек десятки скелетов, так сильно помогших ему определить габариты королей этой картины.
Что было дальше он не помнил совсем, так прискучила и утомила его бесконечная череда сменявших друг друга образов. К счастью, остававшийся за кадром режиссёр, внимательно следил за своим единственным зрителем и стоило лишь Маслову откровенно заскучать, как дым сгустился, превратился в однородную серую стену и замер, каменея прямо на глазах.