Предисловие к Достоевскому

А все-таки обидно читать: если бы старик не отложил свадьбу, Наташа, с ее честной душой, и не посмотрела бы ни на кого другого, кроме своего избранника, и были бы они счастливы. Но нет, честные люди в мире князя Валковского не могли быть счастливы. Новая литературная карьера не складывалась (князь Валковский тут вовсе ни при чем, не работалось Ивану Петровичу, не удавалось, — и тут старик Ихменев прав, — никто не может дать гарантию, что после первой книги такой же удачной будет и вторая). Через год бедная старушка Ихменева с грустью смотрела на Ивана Петровича и думала: «Ведь вот эдакой-то чуть не стал же­нихом Наташи, господи помилуй и сохрани!» Самое же горь­кое — и мать не понимала, что происходит с дочерью: знай

2 Предисловие к Достоевскому

она, то и теперь, может быть, лучше отдала бы Наташу за бледного, больного, плохо одетого, но честного и верного друга.

Никто еще не знал, только один Иван Петрович все уже понимал и предчувствовал, потому что полгода назад снова явился в дом Ихменевых молодой князь Валковский — Але­ша, такой же милый, непосредственный и веселый, как преж­де, и, как прежде, ему в голову не пришло задуматься: что будет, когда отец узнает о его посещениях Ихменевых. Ему весело было тут, о чем же еще думать? И ему нравилась На­таша. Он ее полюбил — так полюбил, как он мог; не заду­мываясь ни о чем, кроме своих желаний.

«Разумеется, отец узнал наконец обо всем. Вышла гнус­нейшая сплетня. Он оскорбил Николая Сергеича ужасным письмом, все на ту же тему, как и прежде... Старик загру­стил ужасно. Как! Его Наташу, невинную, благородную, за­мешивать опять в эту грязную клевету, в эту низость! Ее имя было оскорбительно произнесено уже и прежде оби­девшим его человеком... Й оставить все это без удовлетво­рения!»

Когда Анатоль Курагин хотел увезти Наташу Ростову, главная забота всех, кто узнал об этом, была — сохранить все в тайне от старого графа, ее отца, от ее брата и князя Андрея, потому что каждый из них, даже старик, почел бы себя обязанным вызвать Курагина на дуэль и стрелялся бы с ним. Это было другое время — да. Но это был и другой круг: князь Курагин не мог бы отказаться от дуэли с гра­фом Ростовым или князем Болконским. В конце сороковых годов прошлого века дуэли были еще возможны, но не между знатным человеком и его бывшим управителем, разоренным и оклеветанным: ничего, кроме нового оскорбления, не могло бы выйти из попытки Ихменева вызвать на дуэль князя Валковского. Что оставалось старику, как не заболеть с от­чаяния?

Николай Сергеич Ихменев страдает потому, что видит, как мучается и терзается его дочь. Но он не может понять, отче­го она так изменилась: старику кажется, что дочь мучитель­но переживает оскорбление, нанесенное ей князем, что дочь, как и он сам, не может вынести клеветы.

Правду уже понял Иван Петрович. Он знает, хотя ничего еще не было сказано между ним и Наташей: «бесконечность легла между нами». Он видит, «как переменилась она в тринедели!» И, тем не менее, всё видя и всё понимая, не может поверить самым страшным своим подозрениям. Вот он сидит у стариков Ихменевых — входит Наташа. Душераздирающая сцена, происходящая на его глазах, была бы понятна каждо­му постороннему человеку, но не тому, кто любит и Наташу, и стариков.

Что чувствует Иван Петрович, зная, что его счастье кон­чилось, что Наташа уже не любит его? Он не говорит о своих чувствах, он даже и не думает о них. «Но... как она была пре­красна! Никогда, ни прежде, ни после, не видал я ее такою, как в этот роковой день». Он только е е видит, за н е е пони­мает: это уже другой человек, не та девочка, которая любила его — или ей казалось, что любила, — это прекрасная, стра­дающая женщина, прожившая «в тот год десять лет» и стра­данием своим облагороженная, ставшая еще прекраснее — не от счастья, а от муки. И она нуждается в поддержке и помощи.

Наташа собирается в церковь, и родители, видящие ее страдания, хотя и не понимающие их, сами посылают ее, в на­дежде, что молитва облегчит ее душу. Но Иван Петрович ви­дит и другое: «Все движения ее были как будто бессознатель­ны, точно она не понимала, что делала».

Мать дает ей ладонку с молитвой, отец благословляет ее, просит: «Наташенька, деточка моя, дочка моя, милочка, что с тобою!.. Отчего ты тоскуешь? Отчего плачешь и день и ночь?.. Скажи мне все, Наташа, откройся мне во всем, старику...»

Не может Наташа открыться, потому что, открыв свою тайну, она убьет стариков и знает это.

«— Прощайте! — прошептала Наташа.

У дверей она остановилась, еще раз взглянула на них, хо­тела было еще что-то сказать, но не могла и быстро вышла из комнаты».

Бросившись за ней, Иван Петрович услышал то, чего он боялся, что уже понимал, знал, но не мог поверить: Наташа ушла из дома совсем, ушла к Алеше — молодому князю Вал- ковскому.

2*

35