Читаем Предисловие к Достоевскому полностью

Алеше не стыдно признаваться в страхе перед отцом. Не стыдно обнаруживать свою слабость, хотя он понимает, что должен был проявить твердость. Но — не умеет. И не стыдится этого. Стыд — очень важное для человека чувство, стыд сделать плохое иногда имеет большую силу, чем жела­ние сделать хорошее. Такое желание у Алеши есть: «Я при­готовился ему отвечать твердо, ясно, серьезно, да все никак не удавалось». Другому было бы совестно признаться в этом даже самому себе. Алеша признается всем, он такой бесхи­тростный! И тем не менее в этом его рассказе начинает про­глядывать не просто легкомыслие: бесхитростная, нерасчет- *7ивая низость.

Конечно, князю Валковскому ничего не стоило перехит­рить наивного мальчика. Но — не только перехитрить. Отец просто-напросто купил сына. Он не убеждал его больше: «...напротив, показывал такой вид, как будто уж все дело ре­шено... Со мной же стал такой ласковый, такой милый. Я про­сто удивлялся». Вместо того чтобы насторожиться, пригото­виться противостоять хитроумной тактике отца, — Алеша удивлялся.

А отец не особенно церемонился с ним, и этого Алеша не понял или не хотел понять. «Ангел мой! — восклицает Але­ша. — Кончилась теперь наша бедность! Вот, смотри! Все, что уменьшил мне в наказание за эти полгода, все вчера до­дал; смотрите, сколько...»

Отец рассчитал правильно: взяв деньги, сын не осмелится «против него пойти». Действительно, это было бы безнравст­венно. Но еще безнравственнее было взять эти деньги. Един­ственный правильный, мужской выход из положения давным- давно упущен: обвенчаться с Наташей «назавтра» после то­го, как увез ее из дому, найти возможность зарабатывать деньги самому, чтобы не зависеть от отца, а там уж предоста­вить дело времени: опомнится отец, увидев, что ничего уже по­делать нельзя, «простит» сына и будет помогать ему деньга­ми — хорошо, не опомнится — обойдемся сами.

На такой выход Алеша не способен. Но сколько может, он пытается остаться честным. Пойти против отца теперь — не­возможно: «...будь он зол со мной, а не такой добрый, я бы и не думал ни о чем. Я прямо бы сказал ему, что не хочу, что я уж и сам вырос и стал человеком и теперь — кончено!.. А тут — что я ему скажу?»

Но все-таки он чувствует, что не может, не должен подчи­ниться отцу, хотя и взял его деньги. Чувствует, что есть долг перед Наташей, — и пытается как-то совместить несовмести­мые вещи: «...я тотчас же сказал себе: это мой долг; я дол­жен все, все высказать отцу, и стал говорить, и он меня вы­слушал».

Наконец-то решился! — думаем мы. Наверное, уж решив­шись, он и в самом деле высказал «все». Но Наташа спраши­вает «с беспокойством: Да что же, что именно ты выска­зал?» — и тут мы узнаем, что беспокоилась она не напрасно:

«— А то, что я не хочу никакой другой невесты, а что у меня есть своя, — это ты. То есть я прямо этого еще до сих пор не высказал, но я его приготовил к этому, а завтра ска- жу,

так уж я решил».

В этих словах — весь Алешин характер. Он все понимает правильно, знает, как нужно поступить, даже непременно собирается так поступить, но — не находит в себе сил со­вершить то, что нужно. Он ведь и венчаться тоже собирался завтра непременно, а полгода прошло — и ничего не сдви­нулось с места.

Необходимые поступки он заменяет словами и этим успо­каивает свою совесть. Главное же: он сам был упоен своей речью: «...я говорил горячо, увлекательно. Я сам себе удив­лялся».

Один из самых страшных людских пороков — умение убе­дить самого себя, что поступки, даже если они некраси­вые, неблагородные, а может быть, и подлые — это еще ни­чего, главное: знать про себя, что я — хороший человек, все понимаю правильно. Этим умением Алеша наделен впол­не. Более того, он готов и поступки совершать — только не те прямые, необходимые, которых от него требуют долг и честь, а другие поступки — приблизительные, на самом-то деле, не­верные, но кажущиеся честными.

Единственного возможного, решительного шага он не со­вершил. Не осмелился пока заявить отцу, что непременно же­нится на Наташе. Но чувствовать себя мужчиной так хоте­лось... И он решился идти по пути, подсказанному отцом: поехать к богатым и знатным покровителям, добиться их рас­положения, а потом уж, — потом употребить это расположе­ние совсем не так, как хочет отец, — с помощью влиятельных лиц добиться разрешения на свадьбу с Наташей.

Конечно, при этом он не мог не чувствовать в глубине ду­ши, что никто из людей, окружающих отца в свете, не станет ему помогать. Но постарался забыть об этом, думать только о ближайшей цели, а там.— что еще будет...

Потому отцу и легко обвести Алешу вокруг пальца, что ему нужно только самооправдание: я же сделал то, что мог... Есть большая разница между понятиями: сделать, что мож­но, и сделать, что нужно. Алеша старается не видеть этой разницы, обмануть себя, считать себя спокойным и честным, поскольку сделал все, что мог.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное