Предисловие к книге И.А. Бунина «О Чехове»

ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ И.А. БУНИНА «О ЧЕХОВЕ» {1}

В их пути к славе было немало общего. Литературная судьба обоих была на редкость счастлива.

Чехов был внуком крепостного крестьянина, родился в бедности, в глухой провинции, в мало образованной семье. Это могло предвещать трудную, медленную дорогу к успеху. Вышло как раз обратное. Тяжело жилось лишь в первые годы. Скоро открылись перед ним лучшие журналы России. Ему еще не было двадцати восьми лет, когда была поставлена его театральная пьеса «Иванов». В том же возрасте он получил Пушкинскую премию; сорока лет от роду стал академиком. Литературный заработок дал ему возможность очень недурно жить, содержать большую семью, купить имение, потом дачу в Крыму, путешествовать по Европе и Азии, подолгу жить в Ницце. Маркс приобрел собрание его сочинений за семьдесят пять тысяч золотых рублей. В Западной Европе почти не было — да и теперь почти нет — писателей, которые проделали бы столь блестящую карьеру. Перед кем, например, из французских писателей так рано открывался доступ в Академию, в Comédie Française, кому из них издатели платили такие деньги?

Правда, мировая слава пришла лишь после его смерти. При жизни он был за границей мало известен. В одном из своих писем он отмечает — очевидно, как «событие», — что его перевели на датский язык, и забавно добавляет: «Теперь я спокоен за Данию». Помню, я мальчиком на заграничном курорте узнал о кончине Чехова из немецкой газеты: в Баденвейлере от чахотки скончался русский писатель Антон Чехов... Заметка была коротенькая, в пять-шесть строк, и вполне равнодушная (в России, напротив, было то, что можно было бы назвать — и называлось — взрывом национального горя).

Когда именно его открыли за границей? Алексей Толстой уверял меня, что это было в начале первой войны: «Тогда союзникам спешно понадобилась русская душа». Это неверно. Уже в 1909 году Арнолд Беннетт писал в своем «Дневнике» (запись от 26 февраля): «Все больше меня поражает Чехов, все больше склоняюсь к тому, чтобы писать много рассказов в той же технике» («in the same technique»). (Позднее, переезжая на другую квартиру, он записывает: «Купил другой экземпляр полного собрания Чехова. Не мог бы обойтись без него дольше».) В настоящее время в англосаксонских странах Чехов признан мировым классиком. «Ничей актив не расценивается теперь так высоко лучшими критиками, как актив Чехова, — говорит Сомерсет Моэм в предисловии к «Altogether». — Восхищаться им это признак хорошего вкуса... Не любить его — значит объявить себя филистером».

Бунин принадлежал к старой разорившейся дворянской семье. В ранней молодости и он был очень беден, но у него тоже период нужды длился недолго. Первые же его рассказы были замечены знатоками{2}. Рано пришли Пушкинская премия, избрание в Академию, слава после «Деревни» и «Господина из Сан-Франциско». В отличие от Чехова, он был признан миром при жизни — в 1933 году получил Нобелевскую премию. Прожил ее — и опять пришла тяжелая нужда: в конце жизни, как в ее начале» Чехов, к счастью для него, эмигрантом не был (а наверное, стал бы им, если бы дожил до 1918 года, и его замалчивали или громили бы в СССР те самые люди, которые теперь его там превозносят).

Очень они, как люди, были не похожи друг на друга. И все-таки что-то общее была, помимо огромного таланта. Оба были необыкновенно умны, оба обладали редким почти безошибочным вкусом; ценили они в литературе одно и то же, восторгались одним и тем же, не любили одно и то же. Оба боготворили Толстого и холодно (Иван Алексеевич и просто враждебно) относились к Достоевскому. Оба презирали то, что многие критики начала нашего столетия называли «декадентщиной», они сами «фокусничеством», а Толстой — «пересоленной карикатурой на глупость».