Предисловие к Мирозданию

А, Пабло, ты с той стороны, напротив
двери, и ты не спишь!
В свой выходной? Ну, открывай мне, чёрт!
(Похоже, ключ подох.)
Или ты пил всю ночь?
Опять за старое, что, голову снесло?

Пабло:

Ну что ты, Гая!
Тут такое произошло!
Как рассказать, с чего начать – не знаю.
А ты-то, что
ко мне в такую рань дверной замок ломаешь?
Концерт здесь твой назначен лишь на вечер?

Гая:

Да заскочила, я тут недалече
сегодня помогаю в одном доме. Но на тебе лица почти что
нет!

Пабло:

Я тут давеча
девушку одну нашёл. Она вот спит ещё. Давай пока потише.
Она – мой ангел.

Гая:

А, женщина и Пабло!
Ну привет!
Вновь крыша
съехала твоя.
О, мой романтик! Ей дам два дня,
ну, может быть, неделю, как разбежитесь.
Нашёл? Признайся – спас от беды?
Ну, просто рыцарь-витязь
какой. Пойди, умойся. Кстати, дай стакан воды.
А лучше нет, поставь кофейник,
всего девятый час, расскажешь всё за кофе.

Пабло:

Да ангел. Ну, быть может, фея —
всё мне внове,
я ничего не понимаю – крылья, кожа.
Про твой концерт – всё есть. Вот стулья, Васька приволок,
складные. И микрофон с динамиком от караоке.
И светомузыка на потолок.
Да на фуршет – пирожных.
Он от тебя, похоже, без ума.

Гая:

Хоть программист, но страсти нам не чужды.
Я и сама не против. Он хороший,
опять-таки и при деньгах, что нужно.
Я вижу, всё с концертом на мази.
Ну, расскажи же мне про ангела и фею,
а то бестактно ляпну что-нибудь про нас – она уйдет. Прости,
ты это хочешь, Пабло?

Пабло:

Не вздумай! Она вблизи ещё милее,
чем всё моё о ней воспоминанье.
Я наглядеться не могу!
Смотрю, всё мало!
Она прекрасна, как бывает
рассвет над дальним горизонтом, над холмами.
Я у неё за вдохновение
в долгу.

Гая:

А дальше?

Пабло:

А дальше – я в её присутствии растерян.
То речь бегу,
слова мешая,
как в азарте, то строку
теряю. Мы обсуждаем
лишь необходимость. Как выжить ей,
как говорить на языке людей.
Какие, как ей принимать решенья.

Гая:

Она что, иностранка?
Беженка страданья и лишенья?

Пабло:

Считай, что так. Из стран, которых нет на карте.
Она с небес. Она – прощенье
моему карандашу и кистям за весь тот хлам,
который я писал все годы.
За бесталанность, ремесло, гордыню без причин.