— Сейчас попробую позвонить доктору, — говорю я, пытаясь найти в сумке телефон, но у меня так дрожат руки, что я роняю его.
Стеф поднимает его и говорит.
— Давай отвезем ее в отделение экстренной медицинской помощи.
Я качаю головой.
— Нет. Просто…
Но я знаю, если я попытаюсь позвонить врачу, он не ответит. У меня нет его домашнего, а клиника уже закрыта.
— Никола, все в порядке, — говорит Стеф, сжимая мою ногу. — Давай отвезем ее в больницу. На всякий случай. Это может быть аллергия.
— У нее ни на что нет аллергии.
— Но она ведь может появиться совсем неожиданно, когда ты ребенок, разве нет?
— Верно, — говорит Брэм, и я, наконец, смотрю на него. Он пытается вести себя как обычно, но я вижу беспокойство на его лице. — Когда я был ребенком, у меня ни с того ни с сего появилась аллергия на клубнику. Меня стошнило на глазах у всего класса, и на глазах миссис Хавершман, в которую я тогда был безумно влюблен.
Я даже не могу улыбнуться на это признание. Я просто киваю, зная, что я должна делать то, что будет лучше для Авы, даже если это будет стоить безумных денег.
— Поехали, — говорю я ему. — В любую больницу, все равно куда. Куда там ближе.
Он кивает, и мы несемся вниз по улице, Брэм ведет машину словно маньяк, или он просто пытается повторить сцену из Пули (прим. пер. фильм 1996 г. с Микки Рурком в главной роли)? Мне все равно. Я слушаю дыхание Авы, пытаюсь ее успокоить, даже если сама я себя спокойной не чувствую.
Вскоре мы подъезжаем к отделению экстренной помощи, и я вылетаю из машины, чтобы отстегнуть Аву. Я беру ее на руки и бегу в больницу. Аромат спирта и крови заполняет мой нос. Неожиданно деньги, это последнее, о чем я думаю. Все, чего я хочу, увидеть доктора и как можно скорее. На уме куча разных версий, одна хуже другой.
Что с ней не так? Я сделала что-то не так? Она умрет? С ней все будет хорошо? Что я могла сделать, чтобы этого избежать?
Мне так хочется, чтоб здесь был Фил.
Я не часто об этом думаю. Но он был с нами в первый год ее жизни, и так трудно забыть, что кто-то заботится он ней так же, как я. Опять же, если бы он так заботился о ней, он бы никогда не ушел. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы он уехал сразу же, как узнал, что я беременна, вместо того, что оставаться на год. У него был шанс узнать ее – как он мог не влюбиться в нее, так как я? Я понимаю, почему он оставил меня. Я не обращала на него внимания, стала заботливой, одержимой мамашей, которой клялась никогда не быть. Но как, черт возьми, он мог оставить ее?
Я проглатываю комок в горле, острые, как бритва воспоминания, могут меня погубить. Я должна быть сильной. Всегда такой чертовски сильной.
Поскольку народу много, проходит, кажется, вечность, пока мы ждем врача. Стеф постоянно кричит на регистратора, Брэм с Астрид, видимо, бродят где-то поблизости, хотя, мне нет дела ни до чего, кроме дочурки в моих руках. У Авы по-прежнему проблемы с дыханием, и только когда ее снова тошнит, медсестра уводит нас прочь от стонущих, перевязанных, больных людей в зале ожидания.
Все происходит словно в тумане. Приходит врач, но я слышу лишь стук своего сердца, а не его имя. Его лицо, словно размытое пятно. Стеф держит меня за руку, но я чувствую лишь мою маленькую Аву.
Он кладет Аву на кровать и осматривает ее. Берет кровь. Задает вопросы.
— Что она ела?
Стеф говорит, что макароны с сыром, и я добавляю, что обычно у нее на них нет никакой реакции.
— Что она пила?
Я говорю, что давала ей апельсиновый сок с водой.
Тогда Стеф говорит, что Линден давал ей еще и колу без кофеина.
Для меня это новость, Стеф выглядит сконфуженной. Я изо всех сил стараюсь кормить Аву только полезной пищей. Кола это враг, как и прочие подобные напитки, диетическая или нет, не важно. Но я не понимаю, разве кола могла стать причиной всего этого?
Доктор кивает, а затем снова продолжает допрашивать меня о ее привычках, задает еще больше вопросов.
— Она абсолютно здорова, — защищаюсь я. Потом я вспоминаю несколько последних поездок к врачу. — Хотя, в последнее время она была очень вялой. Уставшей, часто раздражалась.
— Как долго это продолжается?
— Несколько месяцев. Но врач, ее врач, сказал, что она в порядке.
— Она всегда была такой худой?
— Где-то с января она стала худее, чем была, — быстро объясняю я. — Я сказала это доктору, но он заверил, что все в порядке.
— Да, так бывает, — говорит врач. — Но я думаю, здесь что-то другое. Ваша дочь много пьет?
Этот вопрос попадает в цель. Я помню как сама росла и чаще предпочитала пить, чем есть, поэтому мне никогда не казалось это странным, когда Ава хотела того же.
— Да, — осторожно говорю я, оглядываясь на Стеф. Она кивает.
— Миссис…
— Мисс, — быстро поправляю я. — Мистера у нас нет.
Его непроницаемое лицо теперь выражает сочувствие.
— Хорошо, мисс Прайс. Нам надо посмотреть на результаты, но судя по всему, у вашей дочери диабет первого типа.
Я задыхаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Стеф крепко удерживает мою руку, но я словно окоченела.
Он продолжает.