Предложение, от которого не отказываются…

— Это тебя удивляет? — Отлично, он легко подхватил инициативу! — Я старый человек, видишь ли!

— А я люблю старичков.

— Ты в курсе, что это — диагноз? Геронтофилия называется.

Алсу приблизилась. Ее рука легла на его локоть.

— Это неправильно, — тихо сказал Мономах.

— Почему?

— Во-первых, ты — коллега…

— Из другого отделения!

— Ты моложе меня лет на двадцать.

— Гораздо меньше!

— Ты — дочь человека, работающего в комитете по здравоохранению. И ты мусульманка.

— Моя вера так важна для тебя? — удивилась Алсу.

— Она важна для твоей семьи. Я не планирую жениться вторично.

— Кто говорил о свадьбе?

— Этот вопрос всплывет рано или поздно, ведь в вашей среде…

— В «нашей» среде?

— Ты понимаешь!

— А нельзя просто пустить все на самотек? Почему все время нужно оглядываться, соблюдать правила и кого-то ублажать?

Мономах не впервые слышал подобные слова и отлично знал им цену: если женщина говорит «оставим все как есть», это буквально означает «хочу фату, лимузин и куклу на капоте»! Алсу ему нравилась. А кому не понравилась бы высокая, фигуристая девушка с мозгами? Но он не хотел ее обманывать. Неожиданно Алсу сделала шаг назад.

— Кстати, о семье, — сказала она. — Я ведь за тем и приехала!

Не иначе, на свадьбу пригласить? Мономах весь подобрался.

— Я кое-что выяснила, — продолжила Алсу, подходя к дивану и усаживаясь на него, скрестив ноги. Мономах не мог не отметить, что получилось грациозно — как и все, что делала молодая кардиолог.

— О чем?

— Тебя пытаются свалить.

— Вот это новость!

В голосе Мономаха звучал неприкрытый сарказм.

— Ты беспечен! — возмутилась девушка. — На тебя собран приличный компромат, и, похоже, настало время его использовать.

— Это тебе отец поведал?

— Он понятия не имеет, что мы настолько хорошо знакомы! Но папа знает, что мы встречаемся по работе, и наводил о тебе справки.

— На предмет?

— Ну, что ты за человек, хороший ли специалист…

— А ты?

— По моему описанию твое имя можно вписывать в один ряд с Гиппократом и Авиценной, но, к сожалению, папа слушает не только меня!

— Муратова?

— И не его одного. Как, скажи на милость, ты умудрился нажить столько врагов?!

— Поживешь с мое — узнаешь, — хмыкнул он.

— Тебе интересно, что за компромат?

— Расскажешь?

— По моему мнению, все ерунда, кроме двух последних происшествий. В твоем отделении один за другим умерли два пациента, а это серьезно!

— Отец спрашивал тебя о Суворовой?

— Человек, не имеющий заступников, не опасен. Да и Муратову невыгодно кричать о ее смерти налево и направо. Гальперин — другое дело! Он личность известная, а потому представляет угрозу даже мертвый. Уверена, Муратов постарается выставить тебя виноватым. Он любит говорить, что рыба гниет с головы, а ты — заведующий ТОН, а значит, отвечаешь за все, что там происходит. И вот тут может снова всплыть имя Суворовой: если сама по себе она не важна, то вкупе с адвокатом сыграет против тебя. Ты это осознаешь?

— А в какой степени заинтересованность твоего папы связана с тем, что ты давала заключение по готовности Суворовой к операции?

Кровь бросилась Алсу в лицо, окрасив бледную кожу в несвойственный ей ярко-розовый цвет.

— Ты думаешь, я тебя подставлю?!

— Я так не думаю, но твой отец…

— Попытается перевести стрелки на тебя, чтобы оправдать меня? Глупости, он не станет этого делать!

Мономах ничего не ответил, и Алсу ощутила внезапное беспокойство. Разговаривая с отцом, она ничего такого не заподозрила, но теперь, когда Мономах озвучил свои подозрения, девушка засомневалась. Суворова умерла не на операционном столе. То есть, по большому счету, с Мономаха взятки гладки. А вот ее, Алсу, репутация может пострадать!

— Мне вот что интересно, — медленно произнес Мономах, усаживаясь напротив гостьи. — Как твой отец узнал о Суворовой? Муратов дал понять, что вскрытия не будет. Все спишут на пожилой возраст, хотя пациентка вовсе не была такой уж старухой. Суворова, так сказать, «бесхозная», ее кремировали…

— Что, неужели совсем никто не поинтересовался ее судьбой?

— Передай отцу, что вам не о чем волноваться: у нас на руках две кардиограммы, результаты анализов — все, что доказывает готовность Суворовой к операции.

— А я не волнуюсь, — пожала плечами девушка. — Ни твоей, ни моей вины в случившемся нет! Я бы скорее предположила, что проблема в тромбозе легочной артерии.

— Я назначил ей фраксипарин, и противотромбозный чулок надели сразу после операции — вряд ли это тромб. Хотя, если подумать, всегда остается риск… Но так как вскрытия не было, мы не узнаем правду.

— А как насчет Гальперина, Гурнов уже сделал аутопсию?

— Этим будет заниматься патологоанатом, работающий с СК.

— Все так серьезно? — удивилась Алсу. — Неужели они считают, что адвокат умер не своей смертью?

— Следовательша сказала, что кто-то «наверху» сильно расстроился из-за смерти Гальперина, поэтому ее и отрядили.

— Женщину?

— Я, конечно, не сильно разбираюсь в юриспруденции, но знаю, что до того, как открывать уголовное дело, ситуацию рассматривает дознаватель. По его рекомендации дело либо возбуждается, либо нет. А тут — человек из Следственного Комитета!

— Откуда такие познания?