Властные жестокости в человеческих делах — что внутренних, что международных — можно предупредить только такой, видимо, властью, которая способна объявить вне закона всякое использование силы не ею, сделать бесполезным всякое использование силы не ею, когда сила не поддерживает общественное мнение в сторону свободолюбия и справедливости. В пределах одной или нескольких стран подобная власть отправляется государством, однако в международном масштабе эту власть ещё предстоит создать. Трудности на этом пути огромны, но если мы желаем спасения от циклов всё более разрушительных войн, выход найти всё равно придётся. Сложно гадать, насколько Лига наций будет создана после нашей войны и насколько изложенная миссия будет ей по плечу. Но, возможно, предложат какую-нибудь методу предупреждения войн ещё до того, как наша утопия станет достижимой. Стоит человеку поверить, что мир защищён от войн, как проблема станет решена: не останется никакого серьёзного сопротивления разоружению, расформированию армий и флотов, замещению их небольшими войсками для защиты от нецивилизованных племён. На этой именно стадии мир и будет закреплён.
Раскритикованная анархистами диктатура большинства по сути открыта для их возражений. Самой сомнительной остаётся исполнительная власть над всем, что влияет на общечеловеческое счастье, например на вопросы войны и мира. Однако ни одна проблема не снимается за мгновение. Есть два способа ослабить ущерб от этого.
Диктатуру большинства можно ослабить перепоручением части общества решения вопросов, касающихся только этой части. Тогда отпадёт принуждение к исполнению скороспелых решений, принятых теми, кто не разбирается и не заинтересован в вопросе. Должна быть предоставлена автономия во внутренних делах не только аборигенов, а и прочих групп вроде церквей или отраслей промышленности, которые объединяют важные интересы, не разделяемые прочими членами всего общества.
Гипертрофирование исполнительной власти современных государств, в основном, обусловлено частой потребностью в быстрых решениях, особенно для международных вопросов. Будь риск войны практически устранён, открылась бы возможность ввести более неуклюжие, но и менее тиранические методы управления. Законодательство смогло бы пресечь некоторые неправомерно установленные типы власти.
Этими двумя методами помехи свободе со стороны государства можно постепенно уменьшать. Некоторые помехи, даже опасности свободе вытекают из самого существа власти и исчезнут только с ней. Но до тех пор, когда люди станут менее склонными к агрессии, определённое государственное принуждение будет оставаться наименьшим из зол. Мы в свою очередь надеемся, что при устранении риска войн человеческое побуждение к жестокостям будет постепенно снижаться настолько, насколько будет возможно устранить власть человека над человеком, ради сохранения которой оправданно любое зверство. Строительство мира, в котором даже государственное насилие станет ненужным [
для псих(олог)ически здоровых
], должно идти постепенно, и именно постепенным это возможно. Когда великое строительство наконец-то будет окончено, мы увидим торжество принципов анархизма, воплощённых в руководстве обществом.
Но как наши экономическая и политическая системы общества поспособствуют устранению душевных зол? Ведь результата я ожидаю самого поразительного.
Суть в том, что процесс отвлечения мысли и воображения человека от использования силы значительно ускорится устранением капиталистической системы (но никак не установлением социалистического государства, при котором чиновники сосредотачивают в своих руках огромную власть). В наше время капиталист может распоряжаться жизнью людей больше, чем это пристало кому бы то ни было; его друзья руководят государством; его экономическая власть становится прообразом власти политической. Если вообразим общество, в котором каждый экономически свободен, то мы не увидим там привычки распоряжаться и, соответственно, воли к власти — начнёт преобладать смирная порода людей. Человека воспитывают обстоятельства, он не рождается собой, поэтому развращение личности современной экономической системой даёт сильнейший довод в пользу обобществления частной собственности.