Предместье (Волшебные стихи - 3)

Ревела буря, дождь шумел?

А мы, продрогшие, трезвели,

Учуяв что творит река,

И тоже выли и ревели,

Конечно же, про Ермака.

В ладьях, набитых рыбой рясно,

К огням, мерцающим вдали,

Гроза и ужас Серебрянска,

Нас братья Балмочных вели,

И - Царствие ему Небесное!

Смешной по-детски без очков,

Еще так жив и счастлив песней

Был Женя, Женя Курдаков...

И Талинька, мой ангел смелый,

Еще жива, светлым-светла,

Прильнув ко мне озябшим телом,

Нам подпевала как могла...

Ревела ночь, ревели глотки,

Уже и страх не доставал

Что переполненные лодки

Заглотит, избоченясь, вал.

А тут еще лихие братцы

Среди стихии ледяной

Пошли на веслах разбираться

С какой-то местною шпаной.

И разобрались. Приумолкли

Все, кроме наших, голоса,

И мы, голодные как волки,

Через каких-то полчаса

Уже в костер всем хором дули,

Отрыв припасы под скалой,

И булькала уха в кастрюле

Над багровеющей золой...

Утихнул гром, и крупногрозды,

Грузны, над самою косой

Из туч повыкатили звезды

Насквозь промытые грозой.

И новый гул возник...но скоро

Сошел на стук, реветь устав:

Четыре тепловоза в гору

Тянули медленный состав,

Подъем, в Союзе самый дикий,

Одолевали,

и несли

По всем суставам

стук на стыке

Откуда-то

Из-под земли...

Мы у костра завороженно

Молчали, слушая себя,

Как будто в нас самих груженый

Состав прошел, скалу дробя.

И стало вдруг легко и пусто

И неторжественно, когда

С горы уже

провыл он грустно,

Словно простился навсегда.

И ночь иссякла... полусонно

Мы разбредались на ночлег,

Простившись странно-обреченно,

До утра, словно бы навек...

А ведь на поздний взгляд, похоже,

Оно и вышло так,

с ранья

Мы путь продолжили,

в свой тоже

Рейс снаряжались братовья...

И много лет прошло, и многих

На свете нет уже давно

Родных мне, близких мне...

в дорогах

Иные канули темно...

И нет страны, где жили вместе

И пели - всласть!..

все чаще врозь

Могилы,

И все чаще песни

Не в сласть уже орутся - в злость.

Иные рейсы разметали

На картах новых...

Но зачем,

Зачем та ночь, и все детали

Так странно живы?..

Но за чей,

Туманный счет мы перебыли

Ту ночь, грозой ослеплены?

За что пощажены мы были?..

И были ли пощажены?..

Ищу ответа я, но слезы

Мешают разглядеть ответ,

И близорукие вопросы

Блуждают в мареве примет.

Весло... разорванная сетка...

Мысок... уха... топляк в костре...

В четыре тепловоза сцепка...

Колеса... звезды на горе...

Здесь, в этом хаосе скорбном лишь резче

Трещины, скрытые в каждой судьбе.

Вот они, смысл источившие вещи,

Вещи замкнувшиеся в себе.

Хмелем охлестнуты ребра корыта,

Под лопухом пламенеет горшок,

Череп мыслителя и сибарита,

Время истерло мозги в порошок.

Вот она, вещь, корень мира, пружина

Внутрь, вглубь себя завитая, во тьму.

Непознаваема, непостижима...

Господи, непостижимо уму!

Звезды надтреснуты, взорваны почки,

Хмелем охлестнуты свалки, дворы...

Плачет сверчок в диогеновой бочке.

Слезки сквозь щель заливают миры.

Ах как сложно мы с тобою говорим,

Иностранными словечками сорим.

Было проще все. Я звал тебя. Ты шла.

Так зачем же про ученые дела?

Про влечение полов, про либидо...

Тропки те позаметало лебедой.

Так давай хоть на прощание вдвоем

Песню старую-престарую споем,

Да по-доброму вспомянем те года...

Лебеда ж ты, золотая лебеда!

ДВЕ ТРАВЫ

Судьбой земли и воздуха

Насущная жива.

А в паpке, в зоне отдыха

Досужая тpава.

Она гуляет в клумбочке

Пpелестницей босой,

В зеленой мини-юбочке

Со стpижечкой косой...

Беда поpою вешнею,

Себя же пpоклянешь:

И любишь-то - сеpдешную!..

И к ветpенице льнешь.

Сумасшедшая, дурочка!.. я человек, или нет?

Что же ты ссоришься?.. да не молчи ты с дивана!

Плюнь в потолок, наконец! Иль напейся из крана.

Иль сошвырни со стола хоть пригоршню сырую монет.

С улицы, да. Да, с друзьями зашел в магазин.

Да, за здоровье и прочее... но не убил же старуху!

Время такое... завоешь - ни слуху, ни духу.

Глухо, как в танке. И так много лет, много зим.

Надо ж не спятить. А ты уже это, учти,

Тронулась, кажется, малость вот тут, в одиночке.

Плюну, сбегу, отсижусь в диогеновой бочке...

Ссорься, пожалуйся. Только не молча - кричи.

В этой жизни ни хера я

Не пойму.

На морозе пожираю

Шаурму.

У вокзала, среди стольной

Суеты,

Треугольной, алкогольной

Маяты

Я стою, мозги врубаю,

Как му-му...

И рубаю, и рубаю

Шаурму...

Из поэмы "Воспоминание об Элладе"

...я к людям тянулся. Но не было их.

Я вышел на площадь. Я поднял светильник.

В лучах его нежились раб и насильник.

Я просто рукою закрылся от них.

Я в свитки зарылся. В труды мудрецов.

Я сам преумножил тьму истин,

По сумме

Их пафоса - апофеоз!

А по сути

Простое пособие для шельмецов.

Да, циник.

Да, пес-Диоген.

Но учти,

Несчастный потомок, - за что я в бессмертьи?

За то, что в людской - днем с огнем! - круговерти

Не смог на земле человека найти...

ПОД СПУДОМ

Я в зелень уйду, утону, обопьюсь

Дремотным туманом сиреневых почек,

Тягучим туманом травы обовьюсь,

Змеей уползу меж надтреснутых строчек,

Под камень, утюжащий шланги червей,

Сквозь черные шарики почвенной ртути,

Где норы в огне проточил муравей,

В назревшей к весне черноземной запруде.

Покуда не вспомнят, еще не пора,

Таись и молчи, назревая, покуда

Поющим толчком золотого ядру

Не вынесет из-под спуда.

Надену черные очки, приду к друзьям, шумя и ссорясь,

Чтоб не заметили тоски в глазах, запавших от бессонниц,