Предмет вожделения № 1

На душе полегчало. Наладилось дыхание, и день как будто бы стал ярче, полыхнул всеми красками: изумрудной травой, лазурным небом, ослепительно белыми облаками.

Не оглядываясь на собеседника, генерал зашагал дальше. После вспышки гнева сердце билось чаще, а все тело заливало тепло. Собеседник семенил рядом, отставая от него на шаг.

– Три дня тебе даю, – уже спокойно сказал генерал. – Три. Найдешь мне толстяка и… – Он сделал паузу, глубоко вздохнул. – И девчонку. Девчонка важнее. Понял?

– Так точно.

– Что понял?

– Толстяк и девчонка. Девчонка важнее.

Генерал устало махнул рукой:

– А теперь ступай с глаз моих, Кобылин.

Собеседник тут же круто, как по команде «кругом», развернулся и быстро пошел по дорожке по направлению к воротам.

* * *

Таня и Павел прибыли в «укрывище» Валерия Петровича Ходасевича в тот час, когда дачники уже снимались с мест – ехали по направлению к Москве. Шоссе в сторону столицы стояло наглухо.

– Люблю ездить против часа пик! – весело сказала Таня.

– Ты вообще все против любишь, – буркнул Паша. – Против правил, против того, о чем тебя просят…

– Молчи, философ, – беззлобно огрызнулась она. – За «хвостами» лучше посматривай.

До особняка добрались без приключений.

Когда Таня запарковала свою временную разъездную машину посредине шефского газона, на крыльцо особняка вышел отчим. В интерьере богатого «новорусского» дома он смотрелся вполне органично: этакий нефтяной топ-менеджер, которому выпало счастье разбогатеть на левых продажах «черного золота»

Олицетворение сытости и благодати.

Однако когда он увидел падчерицу, его круглое лицо выразило крайнее неудовольствие.

– Здравствуй, Пашенька, – бросил он и протянул Синичкину руку.

– Здравствуйте, Валерий Петрович.

– Проходи в дом.

Татьяна замешкалась, выходя из машины (да и страшновато было являться пред очи отчима). Валерий Петрович не поленился, сошел с крыльца и потопал по направлению к ней. Синичкин тем временем исчез в доме.

– Я же просил, Татьяна, больше здесь не появляться, – ледяным тоном проговорил отчим.

– У Пашки машина сломалась.

– Давай разворачивайся и дуй домой, – сухо приказал полковник Ходасевич.

На глазах у Тани закипели слезы.

– Ты что же, и чаем меня с дороги не напоишь?

– Не напою, – коротко и категорично ответил отчим и повернулся в сторону дома, показывая, что разговор окончен.

– Ах, вот как! – вскричала она. – Значит, когда тебе убежище нужно – тогда «Таня, помоги»?! А как получил свое – так «пошла вон»?! Так, да?!

Выкрик ее получился совсем детским, и Татьяна осознавала это, но очень уж оскорбительным показалось ей поведение отчима. И чрезвычайно обидно было уехать, так и не узнав, в чем дело.

Что заставило всесильного (как ей казалось) полковника бросить свою любимую квартиру и искать пристанища в чужом доме? За что убили Гараняна?

Что отчим и Армен раскопали в уголовных делах? Зачем Валере понадобился Пашка? И что они с ним вместе затевают?

Валерий Петрович снова повернулся к ней.

– Татьяна, слушай меня внимательно, – спокойно и строго проговорил он. В редчайших случаях – по пальцам одной руки можно было пересчитать! – Валера называл ее не Танюшкой, не Танечкой, а официально: Татьяной. Так он говорил, только когда был не на шутку рассержен.

– Татьяна, не хочу повторять. Это взрослые игры.

Очень опасные игры. Тебе здесь нечего делать.

Он развернулся и пошел к дому. И Таня поняла, что никакие ее крики или слезы не смогут заставить отчима переменить свое решение.

Валерий Петрович, ни разу не обернувшись, исчез в особняке – в своем убежище, которое, между прочим, нашла для него она.

«Ах так! – опять по-детсадовски воскликнула она и закусила губу. – Ну, мы еще посмотрим'»

Таня снова уселась за руль разъездной «девятки».

Вытянула до отказа подсос. Подкачала педалью бензин. Повернула ключ зажигания. «Тых-тых-тых», – пропыхтел стартер, а потом, как и следовало ожидать, машина, захлебнувшись бензином, заткнулась. Таня еще раз, обмирая («Только б не завелась!»), крутанула стартер. Слава богу, никакого результата.

Тогда она с чувством выполненного долга открыла капот. Надела нитяные перчатки – не дай бог попортить маникюр. Оглянулась: не видно ли ее манипуляций из дома. Кажется, видно не было. Поднятый капот заслонял ее от нескромных взглядов из окон.

Тогда она выдернула центральный провод из крышки трамблера. Другой его конец вытащила из катушки зажигания.