В тот вечер мы с «Гариком» все-таки отправились на прогулку. Мама проводила нас умиленным взглядом, а когда я минут через сорок благополучно вернулась домой, всем видом продемонстрировала свое безграничное одобрение, не иначе как для того, чтобы закрепить эффект. Вслух мама мои действия не комментировала, но по ее довольному лицу так явственно разливалось победное ликование, что мне стало даже слегка не по себе за очередной наглый обман, на этот раз принявший куда более изощренную форму. По всем признакам, маму неимоверно подмывало пристать ко мне с расспросами, а еще лучше выдать реплику из серии «я же говорила», но она помнила рекомендации фельдшера Скорой помощи и изо всех сил старалась держать язык за зубами. По-моему, Игорь слегка переигрывал, но его поздний звонок с пожеланиями спокойной ночи растрогал маму едва ли не до слез, я бы не удивилась, если бы узнала, что она трижды постучала по дереву, а для пущей уверенности еще и плюнула через левое плечо, дабы ненароком не сглазить наметившийся прогресс.
Я собиралась уже сегодня связаться с Эйнаром и взахлеб поделиться с ним радостной вестью, но мной внезапно овладела странная нерешительность, будто я мало того, что сама готовилась совершить нечто противозаконное, так еще и планировала втянуть парня в свою преступную схему. Я прекрасно знала, в каком негативном ключе Эйнар воспринимает обман родителей, но уже второй раз наступала на одни и те же грабли. Для меня не составляло ни малейшего труда предугадать, что в случае «провала операции» все шишки прежде всего полетят в Эйнара – именно его, а не Игоря, и даже, скорее всего, не меня родители посчитают автором хитроумного плана. Скажи я кому-нибудь, что Игорь-тайный гей, мне недвусмысленно покрутят пальцем у виска, да и сам он наверняка примется отпираться до последнего, если обстоятельства нашей сделки внезапно выплывут наружу, а вот Эйнару никогда не отмыться от всей той грязи, в которой его на моих глазах изваляли отец с мамой. Эйнар был виновен по умолчанию, для него словно не существовало оправдания, и я не сомневалась, что родители не замедлят воспользоваться удачным поводом, чтобы раз и навсегда избавиться от неудобного кандидата в зятья.
Мы с Эйнаром не созванивались и не обменивались сообщениями со дня последней встречи, честно соблюдая режим молчания, однако, мама регулярно проверяла мой телефон, хотя я и старалась не оставлять мобильник без присмотра. Никогда раньше мама не копалась в моих смс-ках, не изучала мессенджеры и не требовала детальному отчета по каждому имени в списке контактов, но отныне тотальный контроль стал для меня нормой жизни. Мама интуитивно предчувствовала, что однажды апатия меня отпустит, и я начну лихорадочно искать возможность если не увидеться с Эйнаром, то по крайней мере с ним поговорить, и первым делом она заставила меня сменить номер. Таким образом я автоматически стала для Эйнара «недоступным абонентом», и я могла лишь предполагать, пробовал ли парень позвонить мне в течение прошедших недель. Номер Эйнара я по распоряжению мамы тоже удалила, но при этом заучила заветные цифры наизусть – мне ничего не стоило позвонить ему или написать, но я боялась навлечь на его голову беду и ценой невероятных волевых усилий останавливала периодически охватывающие меня порывы. Безопасность Эйнара находилась для меня во главе угла, но чем дольше мы пребывали в разлуке, тем заметней притуплялся у меня инстинкт самосохранения. Мое сердце изнемогало без Эйнара, нам оставалось меньше двух месяцев до расставания, а я вхолостую растрачивала драгоценное время, притом, что должна была бы наслаждаться каждой секундой.