Предназначение

Радогор с улыбкой смотрел в ее раскрасневшееся лицо.

-Не морщи лоб, Ладушка. Состаришься. Морщины будут, как у берегини. А тебе они нужны?

-А ты и глаза прищурил, чтобы мои морщины разглядывать, которых вовсе нет. – Испугалась она, и провела рукой по лицу. А вдруг, да появились, а она и не заметила.

Но возмутиться не успела. Радогор повернул коня в сторону, свернув с дороги, и скрылся за деревьями. И почти сразу же она услышала его голос.

-Здесь остановимся.

Свернула вслед за ним и оказалась на тесной полянке. Жеребец Радогора стоял разнузданный по брюхо в траве, хватая зубами верхушки.

-Там, - Он мотнул головой за спину. – Ручей. Свежей водой запасемся, и лошадей напоим.

Влада нетерпеливой рукой распустила вязки мешка с дорожными припасами, расстелила холстину, высыпала на нее десяток сухарей и нарезала толстыми ломтями чуть не до черна прокопченый кабаний окорок, пахнущий дымом и травами.

-Никогда не думала, что простой сухарь окажется таким вкусным. – Заявила она, с хрустом разгрызая черный сухарь. – Ем и урчу, как псенок.

-Мала ворона, да клюв велик. – Усмехнулся Радогор, оценив по достоинству ломоть кабанины, который она крепко держала в своей руке.

-Это где ты ворону увидел? – Встрепенулась она. Хотела подняться, но уже разнежилась, чувствуя, как желудок наполняется теплом, а глаза закрываются от сытости. Да так, с сухарем в одной руке, и с кабаниной в другой, уютно устроилась на его коленях. – Погоди у меня, узнаешь какой клюв, если не забуду.

В синих глазах небо утонуло. На губах счастливая улыбка.

-Лежу на твоих коленях и, вроде не Влада я, а пылинка крохотная. Ветерок пролетит, подхватит и не заметит. А совсем не страшно. Только душа замирает, стоит  подумать о том, как велик наш мир, как необъятна земля. Жила в батюшкином тереме и дальше городской стены не заглядывал. Думала, тут и край за дальним лесом. А дальше леса черные, грозные… глаза злые выглядывают из – за деревьев. У тебя на руках сидела, и то твоими ладонями заслонялась. Сейчас же лежу, глядя в небо. И совсем не боязно. И сердце на все по иному откликается. И так за самый дальний окаем заглянуть хочется. Что и сказать не знаю как. И на душе тревожно совсем иначе.

Радогор слушал, не перебивая. И ему знакомо было это чувство.  Точно такие же думы донимали. Наслушаешься старого волхва и до утра уснуть не можешь, пытаясь угадать, где же все это помещается на земле. И есть ли край всему? А за краем что?

-Правду ты говоришь, дивно все Род устроил да уладил. Уж так дивно, что и словом все не обскажешь.

-И не надо. Не думала, сказала. Уладил.  С тобой слово схожее. У – ладил. С – ладил. На – ладил. Лад. Лада, Ус – лада. Разве удумает человек такое? Чтобы каждая буквица, каждый вздох, как ты сама.

Влада, слушая его, на руках вскинулась и в его глаза снизу заглядывает. Услада! Сама бы до такого никогда не додумалась. По телу сладкая истома разлилась.

-Только Роду и под силу такое. Сидит где – то на высоком месте и горбится от горя, когда видит, когда слышит, как люди этот лад, им заведенный, рушат. И Макошь от огорчения в своей светелке  нет, нет, да веретено из рук выпустит. И все из рук валится потому, что слеза глаз застилает. Перепутается пряжа, порвутся нити в ее руках и сколько жизней не досчитается потом Род? А рядом Марана ждет, не дождется, в оконце решетчатое заглядывает. А то изловчится и сама нити порежет, порвет.

Радогор замолчал, глядя остановившимся взглядом перед собой. Лада боялась пошевелиться. Чтобы не вспугнуть его мысли.

-И чтобы не жить? Чтобы не ладить? – Тяжело, с надрывом вздохнул. - Так нет же. Обязательно появится У – род. И Лада отвернет свое лицо от людей. И Макошь, слезами ульется, все нити перервет. Сколько их сразу оборвалось, когда на бэрий род наскочили из – за окаема? И работает она без устали, и веретено в ее руках вертится, и нить нескончаема, а слезы мешают. А Мара рядом, успевает только нити подбирать.

-Услада! – Прошептала она, щурясь от солнца… и счастья. – Хорошо то как. Услада… я и не знала, что это тоже я. Никто так раньше меня не звал. Ни батюшка, ни матушка. Даже няньке старенькой в голову не пришло.

Прижалась тесней к нему, но он осторожно приподнял ее голову с колен и встал. Чужой, далекий! И глаза смотрят холодно и жестко. Не на нее. На кого – то другого, кого рядом с ней видит. Пока поднималась, он уже в седло сел и взглядом торопит. И всегда так. Только до чего хорошего доберется, так сразу заспешит, заторопится.

-К ночи надо до трактира добраться. – объяснил он причину такой поспешности, заметив ее недовольный взгляд. – Ратимир сказал, как раз на дороге стоит.

Но ближе к вечеру она закапризничала, решительно заявив, что ни в какой трактир и ногой не ступит так, как клопов тьмы тьмущие, а тараканы у них в пастухах ходят. И многое другое, чему сам Род еще названия не придумал. И каждый из них только и ждет, чтобы изгрызть ее до самых косточек. Уж лучше она будет комаров кормит, которых к тому же пока и не видела, чем пойдет с ним в трактир.

Спорит не стал. Комаров кормить, так комаров…

Но на всякий случай спросил.