Он выпил залпом, машинально налил в стакан следующую порцию водки и закурил. Глядя на фотографии, он бормотал: «Как вам там, в небесном полку: Марченко, Колыванов, Тимофеев, Радченко, Гришин, Адамян, Бусыгин, Нигматулин, Матюхин, кентяра мой, землячок, Серёга рыжий? Столько мужиков прямым ходом отправились на небо! Взлетели без задержек, помыться, поесть и перекурить не успели. Там отмоются, переоденутся в чистое и сядут рядом с Богом за стол. А мне билет не достался. Не достался мне билет. Пожалел меня боженька. Или наказал? Это, как посмотреть, в натуре».
Он выпил ещё, в этот раз болезненно кривясь. Подперев голову рукой, с горестным видом он уставился в фотографии и вскоре «заклевал носом» – его непреодолимо тянуло в сон. Опрокинутая недопитая бутылка покатилась по столу и упала на пол, что-то невнятно бормоча, пошатываясь, Антон прошёл к дивану, свалился на него и мгновенно отключился.
Спал он недолго. С криком: «Слева! Чичи слева ползут, Серёга, слева. Молоти, Рыжий, молоти!», – он дёрнулся, открыл глаза и сел, но тут же вскочил и, постанывая, заходил по комнате, его потрясывало. Выкурив несколько сигарет, оделся и вышел из комнаты. Из кухни бесшумно, как приведение, выглянул сосед. Он ничего не сказал в этот раз, только проводил Антона тяжёлым вздохом.
Продавщица узнала Антона и попыталась уговорить его больше не пить, ласково сказав ему:
– Шёл бы ты спать, сынок. Не нужно тебе больше пить.
Антон грубо рубанул:
– Тебе оно надо? Будешь народ к трезвости призывать, воспитывать, урежет тебе зарплату хозяин. Давай, мать, бутылку и дело с концом.
Женщина поставила бутылку на прилавок, он полез в карман за деньгами.
– Ты сдачу не взял в прошлый раз, а там ещё на одну бутылку оставалось.
Антон недоумевающе уставился на неё. Сообразив, о чём она ему говорит, хмыкнул:
– Честная. Есть надежда, что можем мы ещё выстоять, но мало таких, как ты, мать.
Он не ушёл сразу. Тяжело вздохнув, помялся.
– А я, мать, человека убил, сегодня, понимаешь?
Женщина вскрикнула, закрыв рот рукой.
Антон пожал плечами.
– Не нарочно. Сбил дурика на машине.
В квартире сосед опять высунулся из-за кухонной двери. Бутылка в руке Антона подействовала на него удручающе, лицо исказилось, приняв выражение крайней степени страдания. Он яростно почесал мшистую щёку, и прикладывая руки к груди, проговорил, шамкая беззубым ртом:
– Браток, спаси ради Бога! Погибаю. К ночи очухался, зенки продрал, пятый угол не могу найти. Денег нет совсем, а меня так колошматит, так колошматит, так долбит, – словами не описать. Войди в положение, налей граммульку. У меня пенсия вот-вот… я верну деньги…
Антон остановился, глянул на соседа, что-то в его взоре прояснилось.
– А, что? Можно и поделиться. Тебя зовут-то как?
– Сеней.
– Сеней? – Антон поднял брови, ухмыльнулся. – Мужик, что ты так себя опускаешь-то? Как-то блатовито звучит, по-пацански, для такого дяди, как ты. Сеня…ты же дед уже…
– Да мне пятидесяти ещё нет. Семён Степаныч по паспорту я, соседушка, – потрясываясь, сказал сосед.
Слова эти он выговорил раздельно, будто между ними стояли многоточия. Он страшно боялся пропустить момент истины, спугнуть птицу счастья, которую, кажется, мог сейчас обрести в лице ершистого соседа. Жизненный опыт ему подсказывал, что настроение хмельного соседа вступило в фазу, когда пьяные на некоторое время становятся добрыми и хлебосольными.
– Ну, давай, Семён Степаныч, заходи, – широким жестом пригласил его Антон, но вдруг осёкшись, настороженно спросил:
– А ты не жид случаем, Сеня?
– Что б я тут делал, коли им был бы? – с обидой в голосе ответил сосед. – Где ты жидов-то видел без зубов, да в коммуналке? Из батраков мы Ярославских… татары точно имелись в роду, белорусы с хохлами тож… а этих… Не-е-е, этих не было.
– Ну, заходи тогда, ярославец, – мотнул головой Антон.
Войдя в комнату, он так грохнул днищем бутылки о стол, что подскочил пустой стакан. Сосед вздрогнул, стеснительно замялся у двери.
– Присаживайся за стол, Сеня, – сказал Антон.
Щека соседа нервно дёрнулась. Он глянул на надкушенное яблоко на столе, и связность речи вернулась к нему:
– У меня ж на кухне шпроты есть, картоха в мундирах, банка огурцов солёных, рассол правда я уже выпил, я быстро…
Антон пожал плечами.
– Валяй. Стакан захвати.
Не прошло и минуты, как сосед вернулся и поставил на стол открытую банку полуразвалившихся шпрот, блюдце с двумя кривыми нечищеными картофелинами, под мышкой он прижимал трёхлитровую банку с двумя гигантскими огурцами в ней. Гранёный стакан он вынул из кармана и застыл у стола, переминаясь с ноги на ногу.
– Что стоишь? Присаживайся, – пригласил его Антон, кладя на стол алюминиевую вилку. Сосед присел на край табурета, сунул потеющие ладони между колен.
Антон разлил водку. Себе плеснул меньше трети стакана, соседу хотел налить полный, но тот его остановил, придержав за руку:
– Стоп, братишка. Такую дозу я сразу сейчас не осилю, скопытиться могу… по чуть-чуть, помаленьку, давай, четвертиночку стакана…