Предок

– Лопнуло мое терпение, – сообщил Ферапонт Киприанович. – Пойду разбираться!

И неожиданно быстро исчез.

– Доигралась Таисья, – без избыточного сочувствия сказал Евсей Карпович. – Ты-то хоть свое получить успел?

– Ахти мне! – опомнился гость.

– Пошли скорее, пока сосед там всех не переколотил!

И они черед полторы секунды уже были в ванной комнате Платовых, а оттуда проскользнули в Илюшину комнату.

Но то, что они увидели, взобравшись на стол, вообще не лезло ни в какие ворота.

Домовихи, окружив клетку, тыкали туда и фломастерами, и чайной ложкой, и какими-то прутьями, стараясь разнять мохнатую пару. А пара сбилась в ком, и только визг, который более смахивал на скрип, прямо-таки висел в воздухе, вызывая в ушах боль. Илья сквозь сон догадался заползти с головой под одеяло – и то, еще немного – и проснется.

Вдруг визг окончился, ком распался. Черно-рыжый зверь под угрозой прутьев со скрипом отошел в другой угол клетки. А второй, коричневый, так и остался лежать.

– Машка, Машка! – позвал Ириней Севастьянович. – Ням-ням, Машка! Не встает, дура. Орешка ни у кого не найднтся?

Струхнувшая Таисья Федотовна достала из своих запасов очищенный орех, и его пропихнули к самому носу хомячихи. Но она даже не открыла глаз.

– Ну, ты, баба, допрыгалась, – неодобрительно сказал Евсей Карпович. – Задавил наш Васька эту Машку. Нет больше Машки.

– Как это – задавил? Не мог задавить! – окрысилась Таисья Федотовна. – У них сперва все на лад шло! Это она… это она отдыхает! Отдохнет да и пойдет!

– Шустра ты больно. А расхлебывать – всему дому, – Евсей Карпович забрал у нее прутик и принялся щекотать хомячихе нос и рот. – Видишь, не шевелится.

– На лад шло? – тут над незадачливой бизнес-домовихой навис огромный Ферапонт Киприанович. – Что ты тут врешь? Нешто я не знаю, как это бывает, когда у мужика с бабой на лад идет!

Тут народу на столе прибавилось – явились и Матрена Даниловна, и Лукьян Пафнутьевич, и Якушка с Акимкой.

Домовые, галдя, окружили клетку предка.

– Точно – сдохла! – подтвердил Лукьян Пафнутьевич. – Я дохлятину за версту чую! Эй, Лукулл Аристархович, а ты что скажешь?

Правозащитник как раз собирался втихаря смотаться со стола и вообще из квартиры.

– Нет, ты постой! – Ириней Севастьянович ухватил его за шиворот и даже приподнял. – Такого уговора не было, чтобы ваш хомяк нашу хомячиху до смерти задавил!

– Имеет право!.. – пискнул, защищая предка, Лукулл Аристархович.

– Какое такое право?!

– Он… он… он на своей территории!..

Тут несколько опомнилась и Таисья Федотовна. Будучи домовихой деревенской, а деревенским в наше время тяжко приходится, нажила она знание простого закона: лучший способ защиты – это нападение.

– А откуда мы знаем, хомячиха это или другой хомяк?! – закричала она. – Ты, дяденька, нам к нашему предку другого мужика подвел, вот они и схватились!

– Верно! – заорал и Лукулл Аристархович. – Имеет право!

– Так! – рявкнул Ферапонт Киприанович. – На свою же породу нападать имеет право?!

– У них так заведено, – залопотала Таисья Федотовна. – Вы городские, вы не знаете, а мы, деревенские, знаем! И петухи драться схватываются, и кобели, и вообще!

– И предки?

– И предки!

– Так от этой злыдни мы, стало быть, происходим? – нехорошо спросил Ферапонт Киприанович. – От этого ирода? От этого кровопийцы?

Лукулл Аристархович несколько смутился.

– Эволюция, понимаете ли… – забормотал он. – Естественный отбор, и вообще…

– Понятно! – Ферапонт Киприанович был грозен и неумолим. – А коли эволюция, так полезай сейчас же в клетку и вынимай оттуда покойника!

– Кто, я?

– Ты, разгильдяй! Надо же – двух мужиков сосватал!

– Это она! – правозащитник указал лапой на Таисью Федотовну.

– Это он! Он вот все переврал! Говорил – Машка! А это и не Машка вовсе! – Таисия Федотовна вцепилась в Иринея Севастьяновича. – Сам свою дохлятину теперь вытаскивай!

– А ведь ты баба сварливая, – вдруг сказал Евсей Карпович. – Не уживешься ты у нас, ой, не уживешься…

– Цыц! – приказал Ферапонт Киприанович открывшей было рот супруге.

– Цыц! – сказал и Лукьян Пафнутьевич своей Матрене Даниловне.

– Цыц! – не так громко, но все же внушительно молвил Ефим Патрикеевич молодой жене Василисе Назаровне.

– Да маленький же у нее! – пискнула Матрена Даниловна.

– Не пропадет! Пусть вон к магазинным катится! – постановил Лукьян Пафнутьтевич. – Больно ловка! Там ей самое место!

– Только сперва пусть со мной рассчитается, – подал голос Ириней Севастьянович. – Двадцать рублей, да мешок гречки, да цыганскую иглу еще обещала, да угощение выставить…

Стали разбиратьчся с оплатой и долго не могли сосчитать, сколько выплатить за гибель Машки. Ириней Севастьянович на то напирал, что хозяева будут в великом недоумении: с вечера хомячиха была в клетке, а утром ее вдруг нет!

– А вы дверцу оставьте открытой – вроде бы ваш предок как-то ненароком сбежал, – посоветовала Матрена Даниловна. У нее уже просто не получалось звать мохнатого зверя хомяком, а только – предком.

Ириней Севастьянович умом понял, что иного пути нет, но несколько покочевряжился, выбивая побольше отступного.