Предопределение

Мы все такие разные по сути
И вроде для себя самих живём,
Но так уж повелось, не обессудьте,
Случается, подчас вставать с ружьём.

В обычный летний день, порой безвинной,
Когда у всех полно мирских забот,
Жестокой чёрной гаревой лавиной
Вдруг враг навис у городских ворот.

Рабочие, артисты и студенты
В костюмах и кургузых пиджаках,
Привыкшие срывать аплодисменты,
Работать виртуозно на станках,

На этот раз совсем не на ученье,
Как будто королевские стрелки,
В народное собрались ополченье,
На зов сердец построились в полки.

Здесь не было беспечных разговоров,
Насмешек и пустячной суеты,
Готовясь в бой без плакальщиц и сборов,
Не оставляя за собой мосты.

Сроднили их не родственные связи,
А с виду необыденный фасон:
Сердца, незримой схваченные вязью,
Как метроном, стучали в унисон.

Так в бесконечность слаженно шагнули,
Чтоб ритма звук с движением совпал.
В последний раз отвагою блеснули,
Сжигая жизни жертвенный накал.

Звук метронома, провозвестник меры,
Диктующий незыблемый закон,
В основе единения и веры —
Один на всех «железный» эталон.

Закон, который слабость не прощает,
Жить заставляет через «не могу».
И каждый молча про себя решает:
«Умри, но землю не сдавай врагу!»

Война сглотнула это подношенье,
Не осознав – оно невпроворот.
А враг, как будто в страхе завершенья,
Стоять остался в шаге от ворот.

Но нет, беспечно в том самонадеян,
Враг думал, что закончились мечи,
Гражданский люд, как быдло, безыдеен,
Ему вручит от города ключи.

Обыденно, но без наград и клика,
Ход пагубы предчувствуя нутром,
Поднялись все – от мала до велика —
Не допустить отечества разгром.

И встали в оборону без сомненья,
С бесстрашием врагу глядя в глаза.
Враг знал, что там простое населенье,
Но не блеснула жалости слеза.

Напротив, от бессилья сатанея,
Не зная, что страшнее сотворить,
Враг всуе, от избытка зла тупея —
Желал людей, как мошек, раздавить!

Вокруг в веках святого Ленинграда
Сомкнул кольцо, насколько только мог,
И ждал ключи в преддверии парада,
Чтоб отряхнуть на Невском грязь с сапог.

И страшная, как дикий зверь, блокада
Впилась зубами в глотки горожан.
Но не сдались, борясь с исчадьем ада,
От голода и холода дрожа.

На стены заносили, как в шпаргалки,
Навеки истекающие дни.
И буднично на крышах зажигалки
Тушили, как бенгальские огни.

Точили фронту мины и снаряды
Без барского желанья отдохнуть.
И дружески ложились в землю рядом,
На санках уходя в последний путь.

И даже дети плакать перестали,
Но, голодая, ждали, что вот-вот
К ним наконец придёт спаситель Сталин,
А враг на землю мёртвым упадёт.

И город жил, оцепенев во мраке,
Цвет будущего грязен и свинцов.
Враг, усмехаясь, отбивал атаки
Слабеющих от голода бойцов.

Шло время. Люди тихо умирали,
Но дух сопротивления крепчал,
В устоях несгибаемой морали
Стремление к победе упрочнял.

Мечтать об этом, кажется, устали,
Что в городе, который еле жив,
Маршрутом пустят первые трамваи,
Под воду тайно кабель проложив.

Дорогу жизни Ладогой, не меньше,
Смогли ночами запустить по льду,
Туда везли больных, детей и женщин,
Оттуда – подкрепленье и еду.

А враг никак не мог ключей дождаться,
Его не подпускали на порог.
И чтобы в самомненье утверждаться,
Он даже пушку Дора приволок.

Но, видимо, всесильем упиваясь,
Лелея для мундиров позумент,
Враг вёл себя, не слишком утруждаясь,
И упустил сложившийся момент.

Бойцы в окопах, в пароксизме воли
Врага сопротивление сломив,
За тех, кто не дождался лучшей доли,
Свою вину победой искупив,

Прорвали фронт, отныне безвозвратно,
И враг бежал, не ведая пути,
Не помышляя вновь прийти обратно,
Боясь увидеть что-то позади.

Врага, собравшись с силой, победили,
С войной прощаясь, отгремел салют,
На Пискарёвке никаких идиллий:
Здесь только птички весело поют.

Но каждый вечер, если приглядеться,
Видны сквозь сумрак слабые черты,
Те самые, что в памяти из детства,
Защитников духовной чистоты.

Их место ныне на аллее Славы —
Единственный сегодняшний приют.
И здесь они стоят не для забавы,
Здесь в пользу мира голос их зачтут.

Потомкам бескорыстно всё отдали,
Вплоть до ударов сердца своего,
Всё, что хотели и о чём мечтали,
В заначке не оставив ничего.

Обиды перед будущим простили.
Плечом к плечу, в упор к руке рука,
В граните сером в вечности застыли,
Шагая через годы и века.