Машина на твердых резиновых колесиках двигалась по зеленой лужайке — совершенно пустой, поскольку жестянки-садовники уже расползлись и отправились в свои стойла, где замерли в неподвижности до утра. Машина не издавала шума; она ориентировалась по отраженным сигналам радара, но эти частоты практически не использовались. И сейчас эти сигналы, возвращаясь, подсказали машине, что у нее на пути стена большого каменного здания — первая из целей ее непрерывного многоэтапного путешествия. Значит, направление выбрано верно. Машина притормозила и наконец беззвучно уткнулась в стену здания. Запустилась программа второго этапа, и машина заняла нужное положение у стены.
Щелк! Начался второй этап.
При помощи дисков присосок, которые выдвигались из вращающегося вала в центральной части корпуса, машина стала подниматься по стене, пока не достигла окна.
Попасть внутрь через окно не составило проблемы — несмотря на то, что алюминиевая рама окна была надежно заперта. Машина просто подвергла стекло мгновенному воздействию высокой температуры. Оно расплавилось, оставив несколько потеков, похожих на мед. В центре окна — туда, где вошел тепловой луч — образовалась широкая дыра. Машина без труда переползла со стены на алюминиевую раму…
И на мгновение замерла перед алюминиевой рамой. Четвертый этап.
Машина произвела на довольно мягкий металл точное давление ровно в сто двадцать футов — именно таков был ее вес в состоянии покоя. Рама подалась, потом деформировалась. Удовлетворенная результатом, машина сделала еще одно движение в вертикальной плоскости, при помощи тех же присосок оказалась внутри и опустилась на пол.
Несколько мгновений она оставалась неподвижной — во всяком случае, так могло показаться. Но внутренние системы напряженно работали. Наконец ферромагнитная пленка поползла через звукоснимающую головку, и машина неожиданно плаксивым, хотя и приглушенным голосом произнесла: «Черт побери!» Пленка перемоталась и упала в специальный контейнер, где и сгорела.
Машина на своих цельнорезиновых колесах покатилась дальше, ориентируясь, подобно летучей мыши, по сигналам радара. Справа — невысокий столик. Машина остановилась возле него, соленоидные переключатели снова защелкали. Затем машина протянула металлическое щупальце, и его конец крепко надавил на столешницу. Казалось, машина на миг облокотилась на столик, точно человек, страдающий избыточным весом, который желает передохнуть, перед тем как идти дальше. И снова двинулась вперед. Очень осторожно. То, что она искала — тот, кого она искала, — был совсем рядом. Он спал в соседней комнате, машина уловила звук его дыхания и тепловое излучение тела. Ориентируясь на эти тропизмы, изменяющиеся почти синхронно, машина развернулась в нужном направлении.
Проезжая мимо кладовки, машина дважды щелкнула и испустила электрический импульс, соответствующий частоте альфа-волны человеческого мозга — совершенно конкретного человека.
Прибор, затаившийся в кладовке, уловил этот импульс и записал на пленку. Эта запись велась непрерывно, а пленка находилась в герметичной капсуле, замурованной в стену. Чтобы извлечь эту капсулу, не зная особого кода, пришлось бы рассверлить стену. Всего этого машина не знала. Ей это было просто ни к чему. Она не отвлекалась на исследования, поскольку это не входило в ее непосредственную задачу.
Она двигалась дальше.
Проезжая мимо распахнутой двери спальни, машина остановилась, попятилась на задних колесах. Щупальце снова вытянулось и ловко воткнуло в медную защелку синтетическую нить из костюмной ткани. На это ушло несколько секунд. Удовлетворенная результатом, машина продолжала путь и остановилась лишь на миг, чтобы обронить три волоска и чешуйку с кожи головы. Иначе зачем ей было останавливаться — когда тепловые излучения тела и звук дыхания вели ее прямо к постели, на которой лежал человек?
Машина застыла у самого края кровати. Теперь начиналась самая сложная часть всей операции. Вновь торопливо защелкали переключатели, запуская одни механизмы и останавливая другие. Машина преображалась на глазах. Плавно, тонко регулирующийся поток тепла размягчал пластик, она вытягивалась, становилась тоньше и наконец снова встала на задние колеса. Стороннему зрителю зрелище показалось бы весьма комичным. Машина покачивалась, точно кобра, вставшая на хвост, и с трудом сохраняла равновесие. Казалось, она вот-вот упадет, в одну или в другую сторону: теперь, когда все ее тело ушло в рост, площадь опоры стала слишком мала. Однако машина была слишком занята, чтобы отвлекаться на эту проблему. Главная схема, которая контролировала все ее действия, или «часы» (так техники времен войны называли это разработанное ими устройство), требовала от нее решения задачи гораздо более важной, чем сохранение равновесия.